Остаться в живых. Прицельная дальность. Ян Валетов

– готовить приходилось на походной газовой горелке со сменными баллонами, а потом Губатый заводил мотор и отправлялся ночевать на «Тайну».

      Над бухтой светила круглая, как сыр, луна. На воде лежала дорожка из мерцающего неверного света. Шуршали, набегая на берег, волны, и горьковатый запах водорослей, напоминающий запах разгоряченного женского тела, вился над качающимся, словно колыбель, корабликом.

      Слышимость ночью была такая, словно палатка стояла не в полусотне метров, а прямо на баке. Звуки любовных игрищ побронзовевшей от августовского жаркого солнца парочки не давали Пименову уснуть далеко за полночь. Изотова и в молодости была шумной во время любви, а тут, наверняка зная, что Губатый может расслышать все, кроме тихого шепота, расстаралась вовсю. Плохо было то, что Леха был человеком, не лишенным воображения, и мог в деталях представить себе все происходящее в палатке, тем более что звуки давали об этом вполне достаточное представление.

      Ленка исполняла такое, что струнный квартет умер бы от зависти. Ельцов был на подпевках, но именно его хриплые стоны заставляли Губатого грызть губы от ярости и задыхаться от распирающей его зависти. Иногда Ленка устраивала показательные купания в костюме русалки сразу после ночного концерта, и каждый божий день утром она все хорошела, напитываясь солнечным светом и морской силой, а может быть, это просто казалось измученному желаниями Пименову. Во всяком случае, зябкая питерская бледность ушла с ее лица, тело стало кофейным от здорового загара. Брови и волосы выгорели, Ленка окрепла и подтянулась, и в ней более не угадывался анемичный столичный житель.

      Ельцов тоже изменился в лучшую сторону, но к исходу дня Губатый с удовольствием, которому сам удивлялся, видел, что морская болезнь одолевает Олега с новой силой и выбеливает его щеки, покрывшиеся редковатой щетинкой.

      Изотова училась погружаться с энтузиазмом новичка, быстро ухватывала приемы и тонкости водолазного мастерства и на третий день уже плавала на десятиметровой глубине совершенно свободно. Она любила море, и море любило ее – такие вещи Пименов чувствовал кожей. В противном случае он бы не дал ей такой свободы под водой. Сказывался опыт – через его руки прошло столько начинающих, что Губатый вполне мог доверять своей интуиции.

      Ельцов подобного рвения не выказывал, но азы освоил быстро, и для работы на подхвате вполне годился, правда, Пименов ощущал, что Олег погружений побаивается и, каждый раз входя в воду, заставляет себя выглядеть беззаботным. В его шутках чувствовалась некоторая натужность, попытка скрыть то, что ныряние удовольствия ему не доставляет.

      За пять дней они обследовали совсем небольшой кусок дна.

      Лоция не врала: рельеф здесь был сложным – перепады глубин, свалы, большое количество острых обломков скал, о которые порвать костюм было – раз плюнуть. А нырять без костюма было холодно и опасно. Те скудные сведения, которые они могли почерпнуть из имеющихся в наличии документов, не могли сузить район поиска. Составленная с помощью эхолота точная