Роман с фамилией. Александр Кердан

одну новость. Важную для тебя…

      – Неужели всем рабам даруют свободу? – усмехнулся я.

      Талл обиженно поджал губы и со значением произнёс:

      – Август скоро двинется на Восток. В поход он берёт с собой благородного Тиберия, твоего господина.

      – Ну и что?

      – Ты не понимаешь, – рассердился Талл. – Я абсолютно уверен, что тебе придётся сопровождать Тиберия.

      – Да он ни разу не заговорил со мной после того, как стал моим хозяином! Зачем ему я вдруг понадоблюсь, тем более в походе?

      Талл окинул меня снисходительным взглядом:

      – Да потому, что цель этого похода – твоя Парфия…

      5

      В ночь после разговора с Таллом я не мог уснуть до рассвета. Известие о скором походе Августа против узурпатора Фраата не давало мне покоя.

      Если боги будут благосклонны, думал я, то скоро отправлюсь на родину, а узурпатор Фраат понесёт заслуженное наказание…

      Правда, Фраату и так в последнее время пришлось несладко: несколько лет назад его сверг новый узурпатор – Тиридат II, тот самый, что сумел победить Марка Антония во время парфянского похода. Тиридат сразу же попытался установить добрые отношения с Августом и даже отчеканил собственную монету, где под его профилем демонстративно значилось: «Друг римлян». Но римляне заключать с ним союз не спешили. Это приободрило Фраата. Он собрал остатки войска и, заручившись поддержкой саков, вступил с Тиридатом в войну за возвращение трона. В открытом сражении Тиридат потерпел поражение и бежал, но при этом сумел похитить у Фраата сына – Фраата-младшего и теперь снова торговался с Римом, моля о помощи в борьбе с Фраатом, а в обмен обещал передать Фраата-младшего в руки Августа.

      Во мне не было ни толики сочувствия к узурпатору Фраату, и желание отомстить ему ничуть не притупилось, но я искренне жалел малолетнего царевича, ставшего разменной монетой во взрослых играх. Судьба его чем-то напоминала мою собственную…

      Я переживал, как встретит меня родина, сама память о которой за прошедшее время стала призрачной, как мираж в сирийской пустыне…

      Суровой реальностью представлялась мне грядущая битва римлян с парфянами. Даже сражаясь под стягами Фраата, парфяне всё же мои соотечественники, и над ними на древке всё ещё герб моей родины – золотой орёл с расправленными крыльями, держащий в клюве поверженную змею…

      Пресмыкающейся тварью ощущал я себя этой ночью, не представляя, как вынести новое испытание – взирать на сражение с вражеской стороны, не в силах помочь своим землякам…

      Эти мысли, перехлёстывая одна другую, не давали покоя, заставляли, ворочаясь на жестком ложе, снова и снова возвращаться к давно прошедшим событиям и, может быть, впервые за долгие годы пытаться предугадать будущее.

      Когда же при брезжущем утреннем свете бог сна Гипнос всё-таки овладел мной, приснился мне отец – фратарак Сасан.

      Подобно самому Морфею – сыну Гипноса, отец предстал в чёрном кафтане с рассеянными по нему золотистыми звёздами, в руках он держал кубок с маковым соком, из которого дал мне отхлебнуть пьянящей жидкости. Он взял меня за руку