Снежная слепота. Алексей Калугин

не менее, а может, и куда более важным достоинством разумного человека, чем умение защищать себя с помощью оружия. Он полагал, что два здравомыслящих человека, насколько бы сильно ни расходились их позиции по обсуждаемому вопросу, всегда способны найти взаимоприемлемое решение. Оружие же как последний довод необходимо только в том случае, когда приходится вести диалог с самодовольным болваном, не способным воспринимать другие аргументы. Должно быть, Харп где-то слышал фразу об оружии в руках мужчины или прочитал ее в своей прошлой жизни. Сейчас же он произнес ее лишь потому, что решил: именно нечто подобное, глубокомысленно-возвышенное, явно родившееся не в этом мире, где господствуют беспринципность и утилитарный рационализм самого низкого пошиба, может заставить Марсала поверить в себя и вернуть ему присутствие духа, которое он, судя по всему, давно потерял.

      Однако первой реакцией на слова Харпа стал тихий смешок, раздавшийся из угла, где лежал раненый «снежный волк».

      Харп взял со стола какую-то замызганную тряпку и, не глядя, кинул ее в ту сторону, откуда послышался не понравившийся ему звук. Тряпка угодила точно в лицо «снежному волку», который тут же отшвырнул ее в сторону и, пронзив спину Харпа ненавидящим взглядом, принялся отплевываться и обтирать губы тыльной стороной ладони.

      Старый Бисаун поставил руки локтями на стол и возложил подбородок на переплетенные пальцы. Брови его были сосредоточенно сдвинуты, а взгляд устремлен на ровную темно-коричневую поверхность стола, будто он пытался прочесть на ней какие-то загадочные, видимые только ему письмена. Однако на губах старика при этом лежала легкая тень усмешки, которая, по замыслу Бисауна, должна была выражать все, что он думал по поводу сказанного Харпом.

      Марсал посмотрел сначала на «снежного волка», затем на старого Бисауна, никак не отреагировавшего на его взгляд.

      Опустив глаза, Марсал вновь извлек лезвие из ножен. На лице его, сменяя друг друга, с молниеносной быстротой промелькнуло несколько совершенно разных оттенков чувств: сначала растерянность, затем недоумение, быстро превратившееся в сомнение, и, наконец, страх, не имевший никакой конкретной причины, спровоцированный лишь тем, что Марсал понял: сейчас ему предстояло принять решение, которое могло изменить всю его жизнь. И сделать это он должен сам, поскольку никто из присутствующих не выражал намерения помочь: у каждого были свои причины оставить Марсала в этот момент наедине с самим собой.

      Когда Марсал ударом ладони по рукоятке загнал нож в ножны, Харп готов был признать, что проиграл: сейчас Марсал положит нож на стол и скажет, что отказывается от такого подарка.

      Марсал искоса глянул на старого Бисауна, и тот едва заметно наклонил голову, давая понять, что одобряет принятое решение.

      Марсал чуть повернул голову и встретился взглядом с Харпом.

      – Спасибо, – сказал он. – Я думаю, нож мне пригодится.

      Старый Бисаун с досады разве что кулаком по столу не стукнул. Вскочив с табурета, он затопал к бидону с водой, шаркая задниками тапок. Пить ему не хотелось, но он