Postscript. Сесилия Ахерн

боже. Простите. Наверно, мне следовало выразиться деликатнее. Но я еще не привык… все это так странно…

      – Нет-нет. – Я стараюсь взять себя в руки. – Это вы меня простите, что побеспокоила вас в такую минуту… Мои самые глубокие соболезнования вам и всем близким. – Я тороплюсь закончить разговор.

      Обрываю звонок.

      Обрываюсь.

      Глава пятая

      Я понимаю, что не виновата в смерти Энджелы, но рыдаю так, словно я ее убила. Если бы я ей позвонила, если бы пришла в гости или согласилась поучаствовать в какой-нибудь ее затее, все это ничуть не продлило бы ей жизнь. И все-таки плачу я так, словно могла ей помочь. Выплакиваю все нелепые и бессмысленные предположения, которыми полнится моя голова.

      Поскольку на щедрости Энджелы во многом держался наш магазин, Киара чувствует себя обязанной присутствовать на похоронах. А у меня, к недовольству Гэбриела, на то гораздо больше причин. Мы чаще помним не как встретились, а как расстались. При встрече с Энджелой я проявила себя не лучшим образом и хочу попрощаться с ней как полагается.

      Для обряда выбрали живописную церковь Успения в Далки – на главной улице, напротив замка. Мы с Киарой пробираемся через толпу у входа и садимся в заднем ряду. Вносят гроб, за ним идут самые близкие. Церковь заполняется. Во главе процессии – муж Энджелы, пожилой мужчина, с которым я говорила по телефону. За ним – плачущие родственники и друзья. Меня утешает, что он не одинок. Люди опечалены, они тоскуют об Энджеле – значит, в ее жизни была любовь.

      Начинается служба. Очевидно, что священник покойную близко не знал, но старается изо всех сил. Собрал основные факты ее биографии, словно сорока – блестящие вещички, и излагает их с чувством. Когда дело доходит до прощальных речей, к кафедре подходит незнакомая мне женщина. В церковь вкатывают экран, за которым тянутся провода.

      – Здравствуйте! Меня зовут Джой. Я собиралась сказать несколько слов о моей подруге Энджеле, но она мне запретила. Последнее слово она оставила за собой. Впрочем, как всегда.

      По церкви прокатывается смешок.

      – Ты готов, Лоуренс? – спрашивает Джой.

      Ответа Лоуренса я не слышу, но экран, так или иначе, начинает светиться, и на нем появляется лицо Энджелы. Она измождена – видно, что снимали незадолго до конца, – но широко улыбается.

      – Здравствуйте все, это я!

      Люди в церкви ахают, многие плачут.

      – От души надеюсь, что вам без меня очень и очень плохо, что ваша жизнь сделалась невыносимо пресной. Очень жаль, что пришлось уйти, но что поделать. Надо быть ко всему готовым. Здравствуйте, мои дорогие! Мой Лоуренс, мои мальчики, Малахия и Лиам. Здравствуйте, мои маленькие, надеюсь, бабушка не очень вас напугала. Мне бы хотелось, чтобы вам было полегче. Что ж, пойдемте. Сейчас мы в комнате, где я храню свои парики.

      Камера в ее руках, развернувшись, проходится по полкам, уставленным множеством манекенов. На их головах сидят парики – разнообразных фасонов, расцветок и стилей.

      – Вы знаете, что это был антураж моей жизни в последнее время. Спасибо,