Старый пёс. Андрей Виноградов

Потом он закуривал и уже себя ругал «старым дураком», «раззявой», что «прошляпил сына» и «жизнь просрал». Мать считала его самобичевание недостаточным, добавляла к его словам «бесчувственного», «грёбаного алкаша», обнимала мальчишку и ласково уводила в дом. По дороге плакала вместе с ним.

      Они шли по мощеной дорожке: крупная, широкая женщина, на локтях-пятках словно черепашки селились панцирями наружу, и на полголовы переросший мать нескладный мальчуган, похожий на поломанного и ожившего Буратино, о котором Старый Пёс ничего не знал, но интуитивно угадывал образ, для него безымянный. Совершенно разные люди, но плечи их странно одинаково вздрагивали. А потом мальчишку собрали и увезли в город. Обитатели фермы перешептывались, будто поместили его в какую-то специальную клинику для таких людей, которые по случайности лишают собак жизни и потом все время переживают, и никак у них не получается пережить. «Там кормят?» – интересовался Старый Пёс у соратников по бараку. В те дни он готов был есть не переставая. Увы, к этому оказались не очень готовы другие собаки. Люди, надо сказать, тоже. Поэтому у него, не переставая, сосало под ложечкой. «Там лечат», – разъяснили ему. И интерес Старого Пса к далекой клинике моментально угас.

      Потом ему прогнали глистов, аппетит пришел в норму, и «добытчик» опять превратился в «пытливый ум», а с точки зрения окружающего собаконаселения – в форменного надоеду. По идее, он вполне мог вновь заинтересоваться болезнью мальчика и его судьбой, но нет, не случилось. Видимо, подвернулось что-то более интересное. Что именно – Старый Пёс давно позабыл.

      Редко, но все-таки он вспоминал о неумехе водителе, беглеце, у которого после всех злоключений «крышу снесло», как говорили собаки постарше. Они же дразнили его обидно звучавшим словом «психованный». Старый Пёс считал, что это от зависти, оттого, что больших собак мальчишка не брал на руки и они не знают, какие они у него были неуверенные и добрые, и что лизать мокрое лицо было солоно и приятно. Он не заметил как простил мальчугана. Сестру он жалел отдельно. Эти два существа жили в его голове словно в разных мирах, что в общем-то, по несчастью, так и было. В конце концов, щенячья наивность позволила Старому Псу возложить вину за гибель сестры целиком и полностью на очумевший автомобиль. Утверждавших иное он не слушал. А когда Старый Пёс подрос настолько, чтобы разобраться в трагическом происшествии и разобрался, то, как ни странно, жалости к мальчугану, которого он больше никогда не встречал, отнюдь не убавилось. К людям в целом он тоже не охладел. Зато страх перед машинами – неважно, был в них кто-нибудь или нет, двигались они или стояли, – никуда не испарился. Впрочем, страх не всегда был одинаков – чем здоровее было авто, тем наглее становились мурашки, их страх запускал под шкуру Старого Пса. Порой пёс задумывался: стоило ли во всем этом копаться, разбираться, если в результате ровным счетом ничего так и не переменилось, все осталось как было? Сочувствие горе-гонщику, страх перед непредсказуемыми