Чингисхан. Человек, завоевавший мир. Фрэнк Маклинн

отстали от уйгуров, которые владели фермами и усадьбами{128}. Несмотря на необыкновенные способности, Хайду оставил в наследство монголам опасное противостояние двух главных кланов – между борджигинами и тайджиутами (в Монголии было тринадцать кланов, но ни один из них не мог сравниться могуществом с этими двумя родами). Старший сын Байшингор-Догшин возглавил борджигинов по праву первородства, а младший брат Чарахай-Линху положил начало родословной тайджиутов, спровоцировав долговременный конфликт. Межродовая борьба не позволяла ни Хайду, ни его преемникам стать вождями объединенного великого племени{129}.

      Судьба монголов в беспокойном XII веке в значительной мере определялась отношениями с новой империей Цзинь в Китае. Хаос в исторических источниках отчасти объясняется тем, что война китайцев с кочевниками в степях шла одновременно с военным противоборством между пятью основными племенами Монголии – монголами, меркитами, татарами, кереитами и найманами – и борьбой между двумя кланами, борджигинами и тайджиутами. Проблема заключалась еще в том, что монгольское племя состояло не только из кланов и субэтносов, говоривших на монгольском языке, но и других племен – татар, найманов и кереитов, в составе которых были субэтносы, являвшиеся монголами в этнологическом и лингвистическом отношении. Отличить монголов от других племен можно было только по одному признаку: они были язычниками, в то время как другие племена исповедовали нечто среднее между несторианским христианством и шаманизмом.

      Средневековые китайские историки бесцеремонно разделяли «варваров» у своих границ на категории: «цивилизованных», или «белых», татар, живших южнее Гоби и возле Великой китайской стены, преимущественно онгутов; кереитов, или «черных», татар, бедствовавших в степях, но гордившихся своим превосходством над трусливыми «белыми татарами», продавшимися за китайскую похлебку; и так называемых «диких татар» юга Сибири, добывавших пропитание охотой и рыболовством{130}. Собственно монголы, по мнению китайских историков, обитали где-то между «белыми» и «черными» татарами, и только с приходом во власть Хайду китайцы поняли, насколько они опасны.

      Племена находились на разных уровнях развития и территориального влияния. Самыми могущественными были найманы, народность тюркского происхождения, обитавшая на южных склонах Алтая и в верховьях Иртыша и постепенно расселявшаяся на Тарбагатае и в верховьях рек Селенга и Орхон. Они считали себя наследниками империи уйгуров, исчезнувшей в середине IX века. До начала XIII века найманы сохраняли политическое единообразие, исповедовали несторианское христианство, разбавленное шаманизмом, и в культурном отношении были более развиты, чем племена Северной и Центральной Монголии{131}. Следующими в иерархии могущества были кереиты, жившие восточнее найманов, с которыми дружили, на землях верховий долин Селенги, Орхона и Толы (Туулы){132}. Они тоже были несторианскими христианами.

128

Lattimore, ‘The Geographical Factor,’ The Geographical Journal 91 (1938) pp. 14–15; Lattimore, Studies in Frontier History (1962) pp. 241–258. For the Uighurs see Mackerras, Uighur Empire.

129

RT i pp. 120–123; SHC p. 11; Rachewiltz, Commentary pp. 296, 316; Buell, Dictionary pp. 105, 218, 229.

130

Gumilev, Imaginary Kingdom pp. 94–95. For a lucid overall survey see Fletcher, Studies pp. 12–13.

131

For the Naiman see RT i pp. 67–70; Hambis, Gengis Khan pp. 7–22; Wittfogel & Feng, Liao p. 50; S. Murayama, ‘Sind die Naiman Turken oder Mongolen?’ Central Asiatic Journal 4 (1959) pp. 188–198; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 215–221, 299–311; Roemer et al, History of the Turkic Peoples; W Barthold, ‘12 Vorlesungen iiber die Geschichte der Turken Mittelasiens,’ in Die Welt des Islams 17 (1935) p. 151.

132

The Kereit have attracted a lot of attention. RT i pp. 61–67; Togan, Flexibility and Limitation, esp. pp. 60–67; D. M. Dunlop, ‘The Kerait of Eastern Asia,’ Bulletin of the School of Oriental and Ajrican Studies 11 (1944) pp. 276–289; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 207–209; Erica D. Hunter, ‘The conversion of the Keraits to Chrstianity in ad 1007,’ Zentralasiatische Studien 22 (1991) pp. 142–163.