Чингисхан. Человек, завоевавший мир. Фрэнк Маклинн

подобно современным американским суркам, за сверхъестественные прогностические способности: они могли предсказать погоду на завтра или на весь сезон{98}.

      В Монголии всегда было много змей, особенно гадюк, чьи укусы, хотя и ядовитые, редко могут быть смертельными для человека. Создав империю, монголы столкнулись с действительно очень опасными кобрами в Иране и в регионе Арала и Каспия. Но и тогда, похоже, они сумели выстроить особые отношения со змеями. Хотя монголы убивали випер, «выдаивая» из них яд, которым начиняли стрелы, в целом же относились с суеверным пиететом к этим пресмыкающимся, по Плинию Старшему, «мерзким тварям», полагая, что они связаны с драконами, властвующими над водой{99}. В общем, можно сказать, что чем дальше продвигались монголы, тем все более экзотичные и неизвестные дотоле живые существа они обнаруживали, будь то полосатая гиена в Афганистане, тюлени Каспия, страусы Западной Азии или ядовитые скорпионы Туркестана{100}.

      Вызывает удивление лишь одно обстоятельство: если не считать охотничьих соколов и орлов, монголы не интересовались приручением других птиц. Несмотря на рассказы путешественников о хищных птицах – орлах, грифах, ястребах, совах – а также совершенно безобидных куропатках, тетеревах, лебедях, гусях, журавлях, колпицах, белых цаплях, пеликанах и аистах{101} – монгольские источники ничего не сообщают о пернатом сообществе. То же самое можно сказать и о семидесяти шести видах рыб в Монголии – форели, хариусе, окуне, плотве, щуке, осетре и огромном пресноводном лососе таймене – хотя в данном случае кто-то может напомнить и о традиционном предубеждении против ловли рыбы, существующем по сей день. В результате фауна озер Монголии и сегодня сохраняется практически нетронутой, а величайший резервуар пресной воды озеро Байкал по-прежнему сияет сапфиром, украшенным белыми гребешками волн и белоснежными горными вершинами вдали.

      Внешность монголов всегда интриговала и в то же время шокировала как европейцев, так и западных азиатов, которым доводилось с ними встретиться лицом к лицу. Францисканский монах, сопровождавший Карпини в путешествии к монголам в середине сороковых годов XIII века, описывал их людьми низкорослыми и худощавыми, объясняя худощавость телосложения особенностями сурового образа жизни и диеты, основанной на кобыльем молоке. Он изображал их широколицыми, с выпирающими скулами и прическами, в которых смешались христианский и сарацинский стили. На голове у них была и тонзура, как у францисканцев и других монахов, от которой шла выбритая полоса шириной три пальца от уха до уха; на лбу волосы челкой в форме полумесяца опускались до самых бровей, а остальные пряди заплетались в косичку, как у мусульман{102}. Позднее другой путешественник-христианин Вильгельм[13] де Рубрук сообщал, что монгольские мужчины носят длинные волосы, заплетенные сзади возле ушей в две косы. Соглашаясь с Карпини в том, что монгольские мужчины обычно низкорослые и худощавые, Рубрук отмечает

98

Wilson & Reeder, Mammal Species pp. 754–818; Lattimore, Mongol Journeys pp. 256–258; Severin, Search pp. 219–220.

99

Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 2 p. 286; Bretschneider, Mediaeval Researches i pp. 98, 130; Lattimore, Mongol Journeys p. 170.

100

Bretschneider, Mediaeval Researches, i pp. 31, 128,143–145; ii р. 250.

101

De Windt, From Pekin p. 146, 220; Bretschneider, Mediaeval Researches ii p. 192; Hue, High Road pp. 43–44; Lattimore, Mongoljoumeys p. 166.

102

Skelton, Marston & Painter, Vinland Map p. 86.

13

Также Виллем, Гийом, Гильом. – Прим. ред.