Шерше ля вамп. Юлия Набокова

Джека была нескончаемым приключением, в которое он втянул и Долорес. Опасность и риск, сопровождавшие каждый их шаг, поначалу спасли Долорес от депрессии. Однако со временем она стала задумываться о другой жизни. Она не раз заводила с напарником разговор о том, чтобы прекратить опасное и бесчестное занятие, но все разговоры заканчивались ничем. Джек был безнадежно заражен духом авантюризма и уже не смог бы довольствоваться скучной по его меркам жизнью обеспеченного буржуа.

      И тогда Долорес, поднакопив тайком от Джека достаточно денег, уехала в Швейцарию, где, представляясь вдовой, начала все заново…

      В следующие годы она была примерной студенткой и респектабельной дамой, владеющей хорошим отелем, дерзкой шпионкой и музой композитора, впоследствии ставшего великим. Раз уж ей не суждено было прожить долгую спокойную жизнь бок о бок с Хосе, она проживет десяток жизней – ярких, стремительных, как движущиеся картинки в новомодном синематографе. Она меняла имена, страны и род занятий. Меняла мужчин, но ни один из них так и не смог заполнить подобную Сахаре пустыню в ее сердце, которую за одну ночь выжег Хосе.

      Их прощание раз за разом являлось ей в кошмарах. И она просыпалась, чувствуя свежую кровь на губах и жар его давней пощечины на коже. Чувство вины перед мужем отравляло ее ночи и дни. И был только один способ исцелить свою совесть: вернуться в город, где она была так счастлива когда-то, и убедиться, что Хосе устроил свою жизнь и без нее. Надо только разыскать его и удостовериться в том, что он снова женился, завел детей и вполне доволен судьбой. А заодно она проведает свою семью – спустя двадцать пять лет можно появиться в их доме, не боясь быть узнанной. Кто поверит, что она не изменилась ни на день? Кто усомнится, если она назовется собственной дочерью? Дочерью, которой у нее нет и уже никогда не будет.

      Она вернулась в Мексику Эсперанцей – с надеждой в сердце, и теперь бродила по развалинам родительского дома, поросшего бурьяном, и слезы, которые она вытирала, отливали серебром на кончиках пальцев в свете полной луны. Дом сгорел еще во времена революции, а судьба семейства Риверра была неизвестна новым жителям, настроившим неказистые домишки на месте некогда богатых поместий. Проведя несколько дней в разъездах по округе, она так и не нашла следов своих родных.

      Зато Хосе разыскала быстро. Он никуда не уехал, он все двадцать лет ждал ее возвращения. Только перебрался поближе к морю – туда, где со скалистого обрыва видны уходящие вдаль корабли. Надгробная плита над его могилой была такого же белого цвета, как стены их дома когда-то…

      Лучи заходящего солнца выжигали из-под ресниц морскую соль, но Эсперанца и не думала укрыться в тени. Пусть хоть сожжет ее дотла. Она заслужила. За то, что разрушила их счастье. За то, что сделала с Хосе. Лишь три дня отделяют ночь ее отъезда от даты смерти на надгробии… Что произошло с Хосе, она не знала. Но ясно одно – она виновата.

      Ее окликнула какая-то припозднившаяся мексиканка:

      – Простите,