Род. Снорри Кристьянсcон

посмотрел на горизонт, потом на деревья.

      – Прости, что пнул тебя, – сказал он.

      Бьёрн пожал плечами:

      – Да ерунда. Зато быстро меня повалил. Хороший прием.

      – На западе приходилось драться со здоровенными засранцами, – сказал Карл. – Для моего роста колено – лучшая ставка.

      Бьорн ухмыльнулся:

      – Я запомню – и в следующий раз заеду им тебе в рожу.

      Карл ухмыльнулся в ответ:

      – Жопа ты.

      – И ты, брат, жопа, но меньше, хуже и не такая волосатая, – ответил Бьёрн. Вышедший из дома Уннтор уставился на них, но великан помахал ему рукой:

      – Не беспокойся, батя, Карл просто объяснял мне, что был во всем не прав и что отдаст мне хутор, когда ты отплывешь на пылающей ладье.

      – Кто сказал, что ему будет что отдавать? – спросил Уннтор. Стоявший между ними Карл на мгновение напрягся, потом рассмеялся. Проходя мимо сыновей, Уннтор тоже расплылся в улыбке:

      – Ладно, собаки дикие, отведу-ка я вас побегать.

      – В смысле? – спросил Карл.

      Старик нырнул в кузню. Братья обменялись взглядами, но ничего не сказали.

      Уннтор вернулся, неся три копья. За плечом у него был лук, на поясе – колчан. Он кинул каждому из братьев по копью:

      – Пойдем охотиться.

      – …такая буча поднялась, – сказала Агла. Дневное солнце метало лучи в продушины длинного дома, озаряя четырех женщин желтым сиянием.

      – Представляю себе, – сказала Хильдигуннюр, обстругивая небольшой кусок дерева. Вскоре он должен был превратиться в сидящую собаку, лошадку или быка – в кого она захочет. Лезвие двигалось плавно, малейшие надрезы делали в точности то, что она хотела. Когда ее пальцы смыкались на рукояти из полированного оленьего рога, узкий нож словно становился частью ее самой.

      «Как коготь», – подумала Хельга, наблюдая издалека. Она хотела заняться вышивкой, но треклятая игла отказывалась выполнять ее желания. То, что в ее воображении было изящной лозой, тянущейся от края юбки вверх по ноге, оказалось больше похоже на следы похмельной вороны. Она нахмурилась, в четвертый раз распорола нитку и начала заново.

      – Мы слышали только, что, когда у них кончилась еда, ее поймали на воровстве. Не знаю, где и на каком, но никто с ней несколько недель не разговаривал.

      – Ужасно, – пробормотала Хильдигуннюр.

      – Правда ведь? Поневоле задумаешься, могут ли такие женщины чему-то научиться и как они добывают себе мужей.

      – О, я могу представить парочку способов, – сказала Хильдигуннюр.

      Агла хихикнула.

      – Так хорошо, когда есть с кем поболтать, – сказала она.

      – Хорошо, – согласилась Хилдигуннюр. – А ты, Гита? Что ты думаешь об этой женщине?

      Гита, понурившись, сидела рядом с матерью и давно уже не издавала ни звука. Помолчав, она выплюнула:

      – Да корова она – была коровой, есть и всегда будет.

      Агла зашипела, но Хильдигуннюр ее оборвала:

      – Если то, что говорит твоя мать, правда, то можно и так сказать.

      Гита фыркнула и снова ушла в себя, однако Хельга не могла не заметить, что ее локти и плечи выпирали теперь