Патч. Инкубус. Михаил Зуев

скамейке, за что у народа получил слегка ироничную, но уважительно звучащую кличку «Сфинкс». Совершенно неудивительно, что на распределении за Славу дрались несколько солидных контор. Победил в схватке «утюг» из стекла и бетона возле метро «Преображенская площадь». Так Слава стал инженером-исследователем в секретном НИИ. Впрочем, к нынешнему моменту от инженера по распределению не осталось и следа – уже давно Слава возглавлял одну из лабораторий института.

      – Если честно, неважное самочувствие. Боли в животе. Непостоянные, словно блуждающие.

      – Понятно, – улыбнулся Славе Док. – Значит, будем лечиться. Оперативно.

      – Когда?

      – Да часа через два. Пока посмотрим за вами немного, понаблюдаем. Знаете, что было написано на фронтоне здания лаборатории академика Ивана Петровича Павлова в ленинградских Колтушах?

      – Не знаю, – обреченно откликнулся Слава.

      – «Наблюдательность и наблюдательность». Академик толк в жизни знал.

      Через два часа в одиночный бокс, куда временно поместили Славу, зашел совсем молодой врач, тощий, высокий, с непропорционально длинными руками и следами до конца не прошедшей угревой сыпи на лице. Фамилия врача была Мухин. За занудность, настойчивость и назойливость в отделении его звали Перепончатокрылым. Самое интересное, он на кличку не обижался. Мухин проходил интернатуру под руководством Дока, находящегося уже на грани ухода в бизнес, но пока еще из больницы окончательно не уволившегося.

      Вскоре Перепончатокрылый с постовым медбратом потащили каталку со Славой в операционную. Док, зайдя в предоперационную, мыться не спешил. Встал в дверях операционной, наблюдая, как Мухин перекладывает больного на стол. Операционная сестра разворачивала столик, открывала биксы с бельем и инструментами. Слава, в чем мать родила, спокойно лежал на столе.

      – Слышь, Мухин, – повернулся к Перепончатокрылому Док.

      – Да.

      – Сходи, Семена Израильевича найди.

      Минут через пять только что закончивший операцию в соседнем блоке Сэмэн усталой слоновьей походкой зашел в предоперационную.

      – Чего?

      – Сэмэн, что-то тут не то.

      – Что не то?

      – Да аппендюк необычный. Менжуюсь я.

      Семен взял историю, анализы, сел за маленький столик – его обычно затаскивали в операционную для сестры-анестезистки.

      – Ты прав. Скорее всего, подпеченочный. А может – уже инфильтрат. А может – атипичный холецистит.

      – Вот и я про то…

      – Ну, так ты сам все без меня знаешь. Стандартный доступ отменяется. Местная анестезия отменяется. Перепончатокрылый!

      – Да, Семен Израильевич!

      – Ты ассистируешь, я подглядываю, если надо, подключусь. Сходи, Джульетту найди. Скажи, безутешный Сэмэн и любимый ею младой исцелитель – оба ждут-тоскуют, соскучились по ласке! А мы пока помоемся.

      Юлия Владимировна – кудрявая, румяная, тоненькая, фигуристая,