Заклятые супруги. Темный рассвет. Марина Эльденберт

ты тоже секретничала только со мной.

      Я улыбнулась, погладила мужа по щеке, готовая снова прильнуть губами к губам. Но потом вспомнила про Эрика и карты. Конечно, я не верю в гадания нонаэрян, вот только мы едем поднимать Джолин, а в раскладе приходит «Покойник».

      – Мне не нравится, что Софи балуется с картами, – сказала мужу, когда мы направлялись к своей комнате.

      – А если она не балуется?

      – Тогда все еще веселее. – Немного помолчала и добавила: – Ты им веришь?

      – Картам? Никогда не увлекался, поэтому ничего не могу сказать. А ты?

      – Винехейш предсказал мне встречу с тобой.

      Анри открыл передо мной дверь, весело подмигнул.

      – Я так надеялся сделать тебе сюрприз.

      – Ну знаешь ли… Тебе это удалось.

      Глаза мужа сверкнули. Он подтолкнул меня вперед и захлопнул дверь. Его ладони скользнули по моим плечам, а я замерла, потому что пришли мы не в спальню. В ванной комнате было тепло – от стоящей на полу небольшой переносной жаровни, прикрытой крышкой. Свет исходил лишь от нее и от расставленных по полу свечей. Их были десятки: огоньки танцевали в темноте, раскрывая ее неброским чарующим полумраком.

      Пламя заплясало подобие харрима в моем исполнении, когда я повернулась к мужу, взметнула подолом возле ближайших свечей. Над стоявшей рядом с умывальником курительницей-водопадом клубился легкий дымок.

      – Очередной сюрприз?

      Вместо ответа он коснулся губами моих губ – мягко, играючи, дразня.

      – Тебе не помешает расслабиться.

      В наполненной ванной плавали крупные белые лепестки.

      – Откуда? Сейчас же зима.

      – Это Риавара, иньфайский водный цветок. Цветет раз в пять лет, поэтому его лепестки пропитывают специальным травяным составом и хранят для особых случаев.

      – Цветок первой ночи?

      – Он самый.

      Иньфайская брачная церемония происходит в воде, и там же и продолжается. В смысле, продолжается она в другой воде, но именно в окружении лепестков Риавара невеста теряет невинность и становится женой.

      Платье по энгерийской моде, с пуговицами на груди, Анри расстегивал медленно. Когда его пальцы коснулись обнаженной кожи, по телу прошла дрожь. Такая же сладкая, как витающий в воздухе тонкий ненавязчивый аромат, напоминающее о лете. Голова закружилась, то ли от прикосновения к ложбинке между грудей, то ли от любимых глаз, в которых все ярче разгоралось золотое пламя. А может быть, это была просто игра тени и огней, которые заходились вокруг нас в древнем бессменном танце.

      Я положила ладони на плечи мужа, повторила пальцами вырез рубашки и потянулась к пуговицам. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. С тихим шелестом платье сползло вниз, за ним последовала его рубашка. Словно подчиняясь негласной договоренности, мы избегали откровенных прикосновений и даже поцелуев. Губы горели, и все тело горело тоже – от невозможности почувствовать по-настоящему, насладиться бесстыдными ласками, вместе сойти с ума, раствориться друг в друге без остатка. Как если бы между нами стоял невидимый барьер, не позволяющий шагнуть за грань чего-то большего.

      – Закрой глаза, –