Роковая тайна сестер Бронте. Екатерина Борисовна Митрофанова

благополучно вскарабкаться на эту вершину, если, помимо смутных очертаний дикой гряды холмов, я не замечала ровным счетом ничего вокруг. Как оказалось, путь мой пролегал через мощенную каменными плитами деревенскую улицу, громоздящуюся от самого подножия взгорья прямо сюда, к его вершине. По обеим сторонам тянулись жилые дома, отделанные камнем; их стройные силуэты мягко сливались с покрывающей их бесконечной завесой тумана.

      «Какое странное, дикое место!» – подумалось мне. – Пожалуй, я слишком поспешила давать этим суровым холмистым окрестностям однозначное и, как мне теперь показалось, слишком тривиальное для них определение «деревня». Попросту сие бесхитростное наименование было первым, что подвернулось под мои постоянно витающие в прострации мысли, хотя на подобное заключение имелось столь же мало оснований, как, к примеру, на то, чтобы объявлять деревней крупный, щедро оснащенный всевозможными производственными предприятиями город.

      Та заповедная глушь, куда неотвратимо доставили меня могущественные силы Судьбы, никак не могла характеризоваться обыденными конкретными понятиями типа «города» и «деревни». Ни то ни другое отнюдь не вызывало у меня каких-либо более или менее существенных ассоциаций с тем, что я видела вокруг.

      Слишком уединенное расположение местности, ее непостижимое отдаление от мирской суеты, сравнительно немногочисленное население (о чем можно было судить по довольно-таки скудному числу каменных жилых домов, разбросанных по склону взгорья), а также явное отсутствие малейших намеков на возможность существования здесь фабрик, заводов и прочих неотъемлемых атрибутов типично устроенной светской жизни, совершенно очевидно исключали первое. Что же касается второго, то, в соответствии с моими представлениями о характерных особенностях сельского быта, жизнь в деревне – пусть не столь яркая и блистательная, как в городе, однако ничуть не менее своеобразная, интересная, исполненная особого, ни с чем не сравнимого очарования, – всегда кипит бурным ключом. От зари до зари даже в самых потайных закутках населенных английских провинций творится беспрестанная суета. Повсюду здесь господствует интенсивное движение, шумная возня, неугомонная деловитость – совершенно чуждые праздным увеселениям большого света и укрытые от его пустой ничтожной фальши столь же надежно, точно дикий муравейник, запрятанный от любого неожиданного вторжения в непроходимых дебрях суровой лесной чащобы, однако хранящий внутри своих недосягаемых пределов немеркнущий вовеки принцип Жизни.

      В противовес этому все, что окружало меня теперь, было овеяно духом зловещего безмолвия и суровой, устрашающей пустоты. Даже случайная овца не встретилась мне на моем одиноком пути, пролегавшем через это угрюмое могучее взгорье. Даже одинокая птица, отбившаяся от своих пернатых сородичей, не пронеслась над моей головой.

      Что до людей, так их будто бы не было вовсе. И хотя до этого момента я твердо полагала,