Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология

музыка. Вот и сейчас, сижу пишу, а внизу кафе, масса народа, играет музыка, кричат гондольеры, плеск воды»[402]. Поскольку звуковой фон был делом муниципальной (если не государственной) важности, к его организации привлекалась армия: «В то же время на площади св. Марка играет военная музыка. Нигде в мире нет лучшего помещения для концерта. Это собственно две площади, большая и малая, piazza и piazzetta, одна почти в сто сажен длины, другая в пятьдесят. Большая со всех сторон загорожена мраморными строениями, меньшая открыта к морю, где у пристани стоит лев св. Марка и качаются гондолы. На светлом ночном небе вырисовываются контуры базилики и дворца дожей. Под звуки Моцарта, Пиччини <так!> и Верди, в свете газа и электричества, движется среди этих вековечных, почернелых дворцов современная толпа, разряженные кавалеры и дамы, словно перенесенные сюда с венской Ringstrasse или парижских бульваров. В роскошных кафэ по сторонам нет свободного столика. А железные черные люди на колокольне, поставленные там механиком XV века, аккуратно выстукивают молотом часы»[403]. Впрочем, около 1912 года они оказались сломаны, так что одному из наших свидетелей, семилетнему Де-Витту из Умани, услышать их в этот раз не случилось (а учитывая дальнейший ход событий, вряд ли довелось и когда-нибудь еще).

      Мы не можем сейчас восстановить в деталях музыкальный фон пьяццы[404], но, благодаря наблюдательности И. Ф. Анненского, сплошь стенографировавшего звуковые и зрительные впечатления, способны представить общий контур происходящего:

      На Piazza музык<а> духовая, на Can<al> gr<ande> перед балкон<ами> и садиками больших отелей лодки с музыкантами и певцами, к<ото>р<ые> в то же время играют на скрипках. В 8 ч. когда прозвонят часы публика вокруг и у столик<ов>, все больше, газеты, цветочницы, продавцы фрукт<ов>, сладостей, мальч<ики> ищущие окурков[405]. Grazia Buona Sеra. Прямо в бутоньерку. Небо темнеет и становится настоящим южным. Мало звезд видно, но есть золотые планеты как от <нрзб>. Небо каж<ется> выше, Дворец (Palazzo ducale), Старые Прокурации, где теперь магазины, фабрики, гостиницы и Марк составляют как бы стены огромной залы. Слишк. <?> ослепительной бывает жаркой днем (еще и переделывает <?>) но вечером это настоящая зала. Особ<енно> муз<ыка> веселая, живая хотя не юркая плавная изящная толпа своб<одная> и демократич<ная>. Это рамка для неба темно-синего теплого нежного. Мальчишки, лакеи во фраках, офицеры, англичанки, дети с няньками, рабочие с трубками, белые <?> дамы со старухами[406].

      Это же преображение городской площади в концертный зал поразило и Г. Г. Филянского[407], священника села Поповка Миргородского уезда Полтавской губернии, участвовавшего в одной из учительских экскурсий (очевидно, на правах преподавателя Закона Божьего):

      Первое впечатление от Венеции после тех мест, в которых перед тем проводила время наша группа (чопорного Берлина и чистенькой Швейцарии), было прямо-таки удручающее. Узкие, грязные улицы, невыносимая атмосфера, нечистоплотность

402

Письмо М. В. Нестерова к родным от 19/31 мая 1889 г. // Нестеров М. В. Из писем. Л., 1968. С. 24.

403

Брюсов В. Венеция (От нашего корреспондента) // Русский листок. 1902. № 149. 2 июня. С. 3 (подп.: Аврелий).

404

Ср., впрочем, наблюдение Немировича-Данченко: «Для уличных певцов здесь есть свой репертуар. Кроме того, они поют романсы Денца, Тости и Коста, а там, где много русских, как, например, во Флоренции и Неаполе, неожиданно услышишь: „Я вас люблю“, „В час роковой“, „Скажите ей“ и т. п.» (Немирович-Данченко В. Лазурный край. СПб., 1896. С. 60).

405

Это занятие упоминает и Немирович-Данченко: «По вечерам – на улицах и набережных Венеции, по ночам – у запертых кофеен – бродит старая-старая крыса, вся сгорбленная, вся в лохмотьях, с фонарем на длинной палке. У пояса этого необыкновенного человека – сумка. Он держит палку перед собою, висящий на конце ее фонарь освещает тротуары, мостовые. Вот он нагнулся, поднял что-то – и в сумку. Окурки папирос, сигар – все ему годится. К утру он наберет полный мешок и – домой. Дома дочь выберет табак отдельно, бумажки, пропитанные табаком, тоже отдельно. Бумажка и вата крошится для собственного употребления. <…> Самый же табак продается на фабрику. Ремесло – довольно популярное» (Немирович-Данченко В. Лазурный край. СПб., 1896. С. 153).

406

РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 262. Л. 55 об. – 56.

407

См. о нем: Павловский И. Ф. Первое дополнение к «Краткому биографическому словарю ученых и писателей Полтавской губернии с половины XVIII века». Полтава, 1913. С. 47. Он отец художника (между прочим, автора издательской марки «Скорпиона»!) и поэта Н. Г. Филянского.