Собрание сочинений в 18 т. Том 2. Литературные беседы («Звено»: 1923–1928). Георгий Адамович

выдумок. Это повесть о любви двух людей и о смерти, к которой любовь ведет. Тьерри несколько раз повторяет в своем романе, как припев, старинные французские стихи:

      Подруга! В нас судьба сплелась.

      Ни вы без меня, ни я без вас.

      Человек любит всем существом своим женщину и так мучается этой любовью, что бросает ее, уходит на войну и хочет лишь одного: быть убитым. Три года он молчит, не дает о себе никаких вестей, но, наконец, не выдерживает и возвращается. А жена его плакала все эти три года, но она – жена, и, в конце концов, она «увы, утешилась». Развязка в самоубийстве.

      Это сентиментально в замысле. Но в рассказе есть сухость и твердость. И есть волнение, глубоко скрытое, но передающееся читателю.

      Литературные беседы [ «Красота Ненаглядная» Е. Чирикова. – Французская молодежь]

1

      Русская сказка Чирикова «Красота Ненаглядная» – есть произведение назидательное и тенденциозное. Автор рисует ряд аллегорических картин, которые должны доказать, что душа русского народа прекрасна, что она жаждет правды и красоты и остается живою, пройдя через все смертные грехи.

      Сказке своей Чириков предпосылает многословное предисловие, в котором полемизирует с «писателем» Буниным и «писателем» Горьким и защищает русского мужика от несправедливых нападок. Ему дорога мысль о «народе-богоносце», и в помощь себе он зовет «наших национальных колоссов-гениев» Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого, Достоевского и Алексея Толстого, который, кстати сказать, был бы крайне польщен очутиться в такой почетной компании и неожиданно сойти за «колосса-гения».

      Чириковское предисловие – довольно примитивная и неубедительная публицистика. Он пишет:

      «Наша литература восприяла свой национальный облик через народную русскую сказку (Пушкин), наша национальная лирика – через народную песню (Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков), наша национальная живопись – через религиозные искания русского народа (Суриков, Васнецов, Нестеров) или через народные сказки и былины (Билибин)».

      Все это чрезвычайно спорно. Или, решительней: все это совершенно неверно. Прочтя первую фразу, о Пушкине, невольно морщишься, – но фраза эта не совсем ясна и смысл ее растяжим. Когда же Чириков договаривается до Васнецова и Билибина, становится ясно, что национальна для него в России ее условная внешность, слащаво фальшивая и оперная, петушки на крышах, добрые молодцы в лаптях, моря-окияны и вся прочая бутафория.

      Я не хочу спорить с основной мыслью чириковского предисловия. Это мысль не новая, и ей мы в нашем искусстве многим обязаны. Однако защитить ее от развенчания Чирикову не удалось, и доводы его слишком уж простодушны.

      Простодушие – не враг поэзии. Может быть, в самой сказке Чириков вознаградил читателя за скуку предисловия?

      Пять картин. Язык условно-русский: «али», «где видано, где слыхано», «глазаньки», «тучи черные, горы белые» – выбираю наудачу из первых же страниц. Прозаическая речь постоянно