Собрание сочинений. Том 13. Между двух революций. Андрей Белый

– больные фантазии чувственности, которые должен замаливать».

      Мать, Ольга Михайловна, кончила самоубийством; Надежда Михайловна, тетка, – сошла с ума; Александра Андреевна, мать Блока, – страдала болезнью чувствительных нервов, видя «химеры», каких не было; А. Блок – и «химерил», и пил; дядюшки Коваленские: один – страдал придурью; другой – вырыл «бездну».

      Позднее «бабуся» в воображеньи Сережи не раз разыгрывалась Пиковой дамой:

      – «Андерсен, розы и «Мир в тростинке», – этому, Боря, не верь».

      Так раз он сказал, стоя передо мной в костюме Адама на мостках деревянной купальни; и, выбросив руку с двуперстным сложеньем, вдруг, детонируя, проорал:

      – «Однажды в Версале о же-де-ля рэн венюс московит[6] проигралась дотла; в числе приглашенных был граф Сен-Жермен… Три карты, три карты, три карты!»

      И – бух: в воду.

      «Версаль» – балы при дворе кавказского наместника Воронцова, на которых когда-то блистала «Венера» московская, Александра Григорьевна, встречаясь с Хаджи-Муратом, героем повести Л. Толстого; в середине прошлого века она была яркой фигурой, с проницательным вкусом и гордым умом; в 1903 году меня поразила она, принявши «Симфонию», над которой драли животики Коваленские; смолоду прибравшая к рукам мужа, да и чужих мужей прибиравшая (таяли), «добрая» – к своим детям, крутая – к небогатым родственникам, либеральная до мозга «Русских ведомостей» – на кончике языка, но с крепостными замашками, – тем не менее она терпела года мои «выходки» и слова о том, что земли надо бы отобрать у помещиков, и ссору мою на этой почве с сыном, Н. М., председателем судебной палаты; терпела – из-за Сережи; из-за Сережи терпел ее я, ибо знал: мое пребывание в Дедове облегчает ему политику родственных отношений; я помнил завет его матери: «Боря, не покидайте Сережу». Притом: я ценил «бабусину» проницательность, начитанность и неослабевающий интерес к литературным новинкам, в которых она разбиралась, как человек наших лет, – не как «бабуся»; она доказывала: «деды», воспитанные на энциклопедистах, понимали нас, бунтарей в искусстве, лучше художественно неграмотных отцов; и я помнил слова Достоевского:

      – «С умным человеком поговорить любопытно».

      Но мне претили: эгоизм, спесь, неискренняя сладость, переходящая в фальшь, и несение «чести» рода, переходящее в сделки с совестью; то, что она не желала видеть, она – не видела; и, стоя перед коровьей лужей, сказала б, вздохнув: «Здесь пахнет розами».

      Дочь известного путешественника и этнографа Карелина, она родилась в Оренбурге и получила блестящее образование: знала языки и литературы всех стран; смолоду она выступила в литературе с детскими сказками, нравившимися Тургеневу; выйдя замуж за Коваленского, потомка того «Ковалинского», с которым дружил философ Сковорода[7], она, отблиставши в Тифлисе, засела в Дедове, которое купил ее муж и где воспитывала она детей; здесь же влияла на взрослых, дружа с братьями Бекетовыми, за одного из которых вышла замуж ее менее блестящая сестра, с П. А. Бакуниным

6

Венера московская.

7

См. монографию о последнем В. Эрна.