Рулетка судьбы. Антон Чиж

на вид солидный, состоятельный господин. Наверняка невиновен. Будет потом жалобы строчить, одна головная боль. Пусть тот разбирается, кому это нужно. А участок не вмешивает.

      – Вот что, Оборин… Веди-ка задержанного прямиком в сыск.

      Новость была не из приятных. Хоть Малый Гнездниковский недалеко, но тащиться со скандальным субъектом по городу… Опять под дулом вести?

      – Да как же… – только начал городовой.

      – Не рассуждай, а выполняй! – приказал Трашантый. – Веди в сыск!

      – Ужас! Я буду жаловаться! Я с прокурором в карты играю!

      Под эти и прочие грозные крики Оборин вывел пойманного из участка. Правда, обошлось без револьвера. А Трашантый убедился, что поступил правильно: устроит господин с тросточкой неприятности. Такой может, одно пальто рублей сто стоит.

      Он вернулся к чаю. Но этим вечером не суждено ему было насладиться покоем. В приемном отделении появилась девушка в скромном пальтишке, замотанная в платок. Трашантый узнал ее: экономка старухи, что снимает особняк, Агапой, кажется, зовут…

      – Что вам угодно, милая? – довольно ласково спросил он, чувствуя превосходство.

      – Прощения прошу, господин полицейский, не случилось ли чего в доме мадам Терновской? – говорила она взволнованно.

      Приятно порою быть полицейским при чине. Трашантый принял горделивую позу.

      – Что за печаль, Агапушка?

      – Барыня моя спрашивает, волнуется, в окно видела: городовые к ней ходили и сам господин пристав наведался.

      – Умерла Анна Васильевна, – сказал поручик, подкручивая усы.

      Девушка заохала и прикрыла ладошкой рот.

      – Горе-то какое… Когда же случилось?

      – В ночь на Новый год…

      – Значит, права барыня оказалась, – сказала она печально.

      Трашантый насторожился:

      – В чем же она права?

      – Так ведь в ту ночь видела, как к Анне Васильевне приходил кто-то, а потом до утра у нее свет горел и на другой день тоже… Может, господин полицейский, заглянете к нам? Барыня приглашала, рассказать хочет…

      Чуть не на блюдечке с голубой каемочкой поручику преподнесли свидетеля. Да не простого, а золотого, буквально. Свидетельница видела ночного гостя. Наверняка убийца. Больше некому по ночам ходить к Терновской. Только опросить старуху хорошенько – и бери его, голубчика… Но тут Трашантый вспомнил, как охарактеризовал Пушкину мадам Медгурст. Сболтнул, не подумав, первое, что с языка слетело. С кем не бывает… Что же теперь окажется: она видит? Да и пристав настрого приказал не лезть, пусть сыск сам разбирается. Что оставалось поручику, попавшему меж двух огней?

      – Это, милая, не к нам, – сказал он. – Извольте в сыск мадам Медгурст направить. Они делом занимаются…

      Агапа совершенно растерялась.

      – Да что вы, господин полицейский, она же в коляске… Из дома не выходит, как ей до сыска добраться…

      – В сыск, все в сыск, – ответил Трашантый и нашел на столе бумажку, которую срочно надо было прочесть.

      – Воля ваша,