Рулетка судьбы. Антон Чиж

еще могла, но сил осталось только на то, чтобы идти следом.

      Господин свернул в Борисоглебский переулок. Дама заторопилась, чтобы не потерять его из виду, зная, что арбатские улочки умеют петлять. Обогнув угловой дом с палисадником, она оказалась в пустом переулке. Не так чтобы совсем пустом – сугробы и одинокий прохожий виднелись. Не было того, ради которого приняты морозные муки. Как будто растворился в воздухе. Оставалось одно: бежать вперед. Быть может, он успел так далеко уйти. И она побежала. Только добежав до Поварской улицы, окончательно поняла бесполезность усилий. Там его не было. Да и быть не могло.

      Уставшая и обиженная, чуть не плача от досады, прикрывая варежкой отмороженный носик, дама повернула обратно. Дорогу преградило что-то большое и черное. Она отпрянула.

      – В филера изволите играть?

      Совсем не так мечтала она об этой встрече.

      Как часто наши фантазии и мечты, такие близкие, такие яркие, такие доступные, что только руку протяни, вдруг улетают дымом, рассыпаются от пустяка, о котором и подумать невозможно. Как будто жизнь, не спрашивая наших желаний, безразличная к слезам, поступает с нами по своему усмотрению и непонятной воле. Не получился маскарад с ямщиком, подаренная воровка досталась другим. Бесценные мгновения, на которые она так рассчитывала, были потеряны. Потеряны окончательно. Все завершилось как нельзя плохо. Не то что радости не увидела в его лице, напротив: наградой ей был мерзкий, наглый, холодный тон. Холоднее мороза.

      – Здравствуйте, господин Пушкин, – проговорила она, чувствуя, что под варежкой нос отогрелся и пустил жидкость. Только соплей не хватало в такой момент. И так хуже некуда.

      – Что вы делаете в Москве?

      Откуда такое умение быть гадким и бесчувственным? Ни один мужчина, видя, что она замерзает, не посмел бы играть ледяную статую. Без сердца и сострадания.

      – Приехала праздновать Святки.

      – Обещали мне уехать…

      Она выжала варежкой нос, тут уж не до приличий, и грубо втянула воздух. Раз ему все равно, что она сейчас умрет от холода. И отсутствия теплоты.

      – Обещание выполнено. Я уехала…

      – Дали слово не возвращаться в Москву…

      Какая невозможная жестокость. Неужели не видит, что она сейчас упадет в снег, в сугроб, в лед. Неужели у него в самом деле холодное сердце? Нельзя поддаваться мечтам, вот чем они кончаются.

      – Слово имело силу для прошлого года. А теперь – новый…

      – Вы на ходу меняете правила игры…

      – Это вы их меняете, Пушкин! – в отчаянии прикрикнула она и топнула ножкой.

      – Хорошо же, госпожа Керн… – проговорил он с мерзким угрожающим спокойствием.

      – Меня зовут Агата! – сдерживая льющиеся слезы и сопли, выдохнула она.

      – Как вам будет угодно… Агата Керн…

      – Просто Агата, господин полицейский!

      – Простите… Агата… Вернемся к нашему вопросу…

      Нет, он не шутил, он начисто