Крестьяне-присяжные. Николай Златовратский

их не видать, а вот по ночам так знатно закучивают. По слободе у них как ночь, так и пойдет гульба. Позапрошлым годом такого молодца мы судили. Рассказал всего. Много, говорит, нас. Другой раз, говорит, на фабрике-то месяца по два расчета не дают, а то без муки сидим. Ну, и собираемся в слободу. А там есть коноводы такие: сейчас это тебе водки дадут на голодное-то брюхо. И денег предложат, только, говорят, по ночам на дорогу выходи. И идем, говорит, – кто в сигнальщики, кто в досмотрщики, кто в передатчики…

      В это время кто-то промчался верхом, обогнал их, круто осадил лошадь, оглянул молча, свистнул и, обернувшись назад, скрылся в кустарник.

      – Это, должно, из них, – досмотрщик.

      – Они нас не тронут, – заметил Недоуздок.

      – Что так?

      – Не тронут. Мы судьи.

      – А почем им знать?

      – Как не знать! Кто в эту пору из пешеходов гурьбой ходит, кроме нас! Богомолы по зимам не ходят; на заработки тоже не ходят, а коли ходят, так в экую пору по своей воле не пойдут – не срочные.

      – Это так. А что ж бы им нас и не тронуть? Разве они нас боятся?

      – Судей бояться им нечего. Нет, они судей не боятся, потому – что им судьи? Они станового боятся. Ну, а все же судью ублажить им чем ни то нужно. С судьей ему, гляди, прилучится встретиться. Нехорошо, по совести, судью обижать.

      – Нет, они нашего брата не обидят, – подтвердил Лука Трофимыч. – Рассказывал тот парень: нам, говорит, понапрасну людей обижать непочто, мы сами по горькой нужде идем. А там, говорит, как пустят фабрику в ход, заработки, харчи выдадут, – мы и опять работать… Плачет паренек-то, говорит: я было в покаянье пришел, – очень уж, вишь ты, душа-то стала тосковать от такого беспутства, – а они ж меня, дурака, и выдали.

      – Дурака! А их не поймают, выходит, умников-то?

      – На то он и умник… Умник-то в лисьей шубе ходит.

      – Ну, и что ж, Лука, вы этого парня?..

      – Оправдали… О господи, господи! – вздохнул Лука и помолчал. – А гляньте-ка, ребята, – огни! Это в слободе!

      – Это волки!

      – Где волки! Вишь вон, и колокольня мерещится будто…

      – Поддай, братцы, ходу, – крикнул Недоуздок, – печка близко! Здорово знобит!

      Присяжные прибавили шагу. Слобода была близко.

      II

      Присяжные на ночлеге

      Наступила ночь. В слободе уездного города П. кое-где мелькали сквозь занесенные снегом окна мутные огни. Где-то выла собака. С одного постоялого двора по снегу бегали через улицу из-под подворотни длинные тени и лучи: кто-то ходил по двору с фонарем. Слышно фырканье лошадей.

      – Осторожней с огнем-то… вы! – кричали из глубины двора.

      – Мы осторожны… не впервой.

      – То-то. Полуношники. Сожжете, – с вас взыски-то какие!

      – Ну, не очень важны хоромы-то… Може, выплатим старыми лаптями…

      – О, гужееды-зубоскалы! Сами бы нажили… Век изжили в одних портках, так не знаете, каково она, нажива-то, дается.

      Присяжные, все занесенные снегом, подошли через сугроб к воротам и стукнули железным кольцом.

      – Кого там еще в экую ночь носит?

      – Ночевать