Сын менестреля. Диана Уинн Джонс

летит по жизни. Осфамерона сердце знало,

      Что человеческая жизнь не то что птичья.

      Но слушателям это нравилось. Морил слышал, как кто-то сказал:

      – Как же я люблю, когда старые песни поют как положено!

      А когда песни отзвучали, толпа захлопала и бросила новые монетки.

      Потом Дагнер, еще более напряженный и осунувшийся, чем всегда, взял свою квиддеру.

      Кленнен сказал:

      – А теперь я представляю вам моего старшего сына, Дастгандлена Хандагнера…

      Это было полное имя Дагнера: Кленнен очень любил длинные имена.

      – Он споет вам несколько своих собственных песен.

      Кленнен махнул рукой, приглашая Дагнера выйти на середину повозки. Дагнер, явно нервничая, поклонился толпе и запел. Морил никогда не мог понять, почему эта часть представления так терзает Дагнера. Он знал, что брат скорее умер бы, чем отказался от своего участия в представлении, – и в то же время он никогда не чувствовал себя счастливым, пока его сольное выступление не оставалось позади. Может быть, все дело было в том, что Дагнер исполнял песни собственного сочинения.

      Это были странные, сумрачные песенки с необычными ритмами. А Дагнер делал их еще более необычными, принимаясь петь то громко, то тихо – без всякой причины или, может, от волнения. И было в этих песнях что-то неотвязное. Мелодии застревали в голове, и люди часто ловили себя на том, что напевают их, хотя, казалось, уже давно забыли. Морил слушал, смотрел – и завидовал сочинительскому дару Дагнера. Он отдал бы свою… нет, ну палец на ноге… чтобы что-то придумывать.

      В голове твоей цвет,

      Цвет, что ты сочинил, —

      Его нет,

      Если глаз ты не открыл, —

      пел Дагнер, и постепенно толпе начинало нравиться его пение. Внешность у Дагнера была неинтересная: худой и белобрысый, с большим кадыком, – и всем казалось, что песни у него тоже будут неинтересные. Но когда он закончил выступление, ему захлопали и бросили еще монеты. Дагнер стал аж сиреневым от удовольствия и до конца представления чувствовал себя почти непринужденно.

      Представление подходило к концу. Вся семья исполнила еще несколько песен вместе и закончила «Веселыми холандцами». На Юге они всегда заканчивали этой песней, и зрители ее подхватывали. А потом пришло время укладывать инструменты и отвечать людям, которые подходили к ним, чтобы поговорить.

      Так бывало после каждого выступления. Всегда находились несколько человек, которые хорошо знали Кленнена. Всегда Дагнера осаждала стайка смешливых девушек, упрашивая рассказать, как он сочиняет песни, что Дагнер никогда не мог объяснить, хоть неизменно и пытался. Всегда какие-то добрые души говорили Морилу, что он хороший музыкант для столь юного возраста, а вокруг Линайны и Брид собирались господа, норовившие нашептывать им глупые нежности. Кленнен неизменно подмечал этих господ зорким оком, особенно тех, которые подходили к Брид. Бедняжка Брид в своем костюме для выступлений казалась