Алле-ап! Манюня. Или любовные приключения Прасковьи. Таня Сербиянова

быть, потому и умчалась она, от какой-то бабы чумной, за себя такая гордая!

      На местном рынке купила корзинку и тут же набила ее харчами. Выторговала у бабушки платок и, накрывшись, только тогда хоть немного успокоилась.

      В поезде, не раздеваясь, сразу же полезла на верхнюю полку, где заснула мертвецким сном праведницы… Так и доехала.

      Проводница еле, еле ее растолкала.

      Ну вот и приехала, сказала себе, привычно ступаю в модной обуви по местной грязи. Ну, здравствуй, родина! И, несмотря на ранее утро, весело себе зашагала по пустынной дороге на Бобровку.

      Бобровка

      Некогда полнокровная и крепкая Бобровка измельчала вконец к концу девяностых. Сначала половозрелые мужчины уехали на заработки и следом за ними потянулись семьи: жены и дети, обтирать чьи-то чужие углы. В деревне сначала еще какое-то время оставались одинокие бабы, а потом и они растворились в чужих мечтах и посулах хорошей жизни. Остались одни старики. Да и тех от тоски в скором времени на погост одного за другим потянули за ноги.

      Вот и стояла Бобровка на тридцать двор почти что пустой, так три домика еще оставались, в которых еще теплилась хоть какая-то жизнь стариков. И не стариков, а одиноких старух. Хотя, каких они там старухи, если им только под семьдесят лет, всего-навсего…

      Вот в один из таких домов и прибилась Манюня. А теперь уже вовсе не Манюня, а Прасковья, а попросту – для деревенских, Проня.

      Сначала было непривычно снова услышать давно забытое свое имя, когда ее хозяйка по нескольку раз на день окликала, а потом ничего, привыкла.

      Хозяйка в ней сразу признала свою, деревенскую душу, а то, как же? Разве какая-то городская станет так бережно все в доме проделывать? Она и воду в колодец назад не выливала ни капли, и в дом заходила с босыми ногами… Ну, вообще, своя, деревенская, наша, но чья?

      Хозяйка спросила, а та ей вместо ответа свой паспорт, а там место рождения прописано в их райцентре. Ну, как же, помним, ей говорила, пытаясь вспомнить, хоть что-то о ком напоминала Прасковья. Но так и не вспомнила, хотя что-то смутное и забытое, и от того успокоилась, к тому же жиличка принялась сразу же за обустройство хозяйства. Помогла ей, а потом, дней через пять съехала в соседский заброшенный дом.

      Навела там порядок, развела огород, а потом, разузнав, где достать самогон, пригласила оставшихся баб на свое новоселье.

      Погуляли славно, песни пропели все вместе, вспоминая счастливые время и, конечно соседей… А те им, доверяя на них, оставили брошенные ими дома и сараи.

      В сарае у старой хозяйки нашла мотоцикл с коляской и стала возиться с ним. Пару раз уходила надолго в город, искала запчасти, а потом…

      Тра-та-та! – заурчал забытый богом мотор. А потом: брр… р! – раздалось на всю деревню, пугая воронье, что по домам уже расселилось. И вряд ли ее кто узнал бы такой, в чужой одежде верхом на Урале…

      В тот же вечер она укатила куда-то надолго. Соседи забеспокоились,