Бессонные ночи в Андалусии (сборник). Ирина Безуглая

эту замечательную нелепицу. Но сам напиток был хороший. Впрочем, сейчас для Лизы вкусовые предпочтения были совершенно не важны.

      Она сразу налила полный бокал, чтобы не бегать на кухню и обратно, и со вздохом уселась в кресло, которое, кажется, стало даже удобным. Она сидела неподвижно, уставившись на картину с красавицей-севильянкой. Ну почему, почему, его признания в любви всегда вызывали у нее лишь чувство досады и раздражения? Он настолько доставал ее своими вечными объяснениями в любви, что и годы спустя, она не принимала ни от кого любовных объяснений. Да и сама ни разу, ни одному мужчине, с которым была вместе, ни разу не сказала сакраментальной фразы «я люблю тебя», во всяком случае, на русском языке. На иностранных приходилось. Это было легко, как молиться чужим богам.

      Какое-то время Лиза еще надеялась, что она научится любить. Любить не все человечество, – это нетрудно, а конкретного человека, мужчину. Может, поэтому она и злилась на Гошку, что Боженька наделил его этим даром, а ее лишил.

      «Чему ты улыбаешься, чему радуешься?», – спрашивала Лиза в начале их андалузского жития, глядя на Гошку.

      – Тебе радуюсь, – отвечал он. – Радуюсь, что ты со мной. Я так сильно тебя люблю.

      Потом она стала избегать подобных разговоров. Да и сам вопрос, обращенный к тяжело больному человеку, звучал издевательски, а знакомый ответ вызывал у нее снова лишь досаду, совсем уж несправедливую по отношению к умирающему. Слушать от него объяснения, смотреть в его сияющие любовью глаза было неловко.

      Лиза тяжело вздохнула, поднялась с кресла и поплелась в кухню за вином, удивившись, что она так быстро «махнула» первую порцию. На минуту остановилась у приемника. Оттуда, пока она сидела за столом, одна за другой следовали мелодии из репертуаров полузабытых сейчас оркестров Джеймса Ласта и Поля Мориа. Внезапно в приемнике наступила пауза, а потом грянул Артур Миллер «Когда святые маршируют». Лиза бросила взгляд на маленький будильник: три после полуночи. Самое время не спать.

      Пошатываясь от выпитого и от общей усталости после бессонных ночей, не вынимая изо рта сигареты, а из рук – бокала, Лиза стала взбираться на верхнюю веранду. Забыв о высоком порожке перед выходом на веранду, она больно ударилась лодыжкой, из бокала вылилось почти все содержимое, а сигарета погасла. Лиза чертыхнулась на все три неприятности. Но спускаться не стала.

      Она открыла дверь веранды. Ветер, насыщенный морем, порывисто, с размаху окатил ее с головы до ног так, что она покачнулась и навалилась на перила. Она держалась за них, потом свесилась, рискуя перевернуться, вглядывалась вдаль, пытаясь в предутренних сумерках различить море. Его не было видно, оно пряталось за пеленой плотного тумана. Но его близость все равно ощущалось. Так в городской квартире всегда угадываешь присутствие большой собаки, даже если она тихо и спокойно лежит где-то в углу.

      – Ну вот, даже море спит, – сказала Лиза сама себе. – А ты, сволочь, все бродишь, покоя себе не даешь.