Бегемот (сборник). Александр Покровский

исторические примеры, то на ум приходит выражение одного французского короля: «Государство – это я!» – и я сразу же проникаюсь уважением.

      Вот человек! Не побоялся назвать себя государством.

      Не побоялся принять на себя любовь, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А может, и у наших нужно только спросить:

      – Люди! Вы случайно не государство?

      – Нет, – говорят тебе, – мы только обязанности временно исполняем.

      То есть государство – это что-то неуловимое, но необходимое, как всхлип после рыданий.

      Вот поэтому нужен памятник.

      Чтобы припасть.

ВОТ ОНИ

      Вот они – последствия полового голода.

      Втиснули меня в автобус.

      Меня – офицера с двумя сетками пищи и воды.

      Втиснули и сжали со всех сторон.

      А тут еще фуражку сзади с головы толкнули, и она полезла у меня вперед.

      Ни черта не видно, и сделать ничего не могу, потому что руки у меня внизу, вместе с сетками.

      Я ее глазами, несомненно, поднимаю, а она ни в какую.

      А правая рука упирается какой-то девушке в лобок, и она начинает об нее тереться.

      И у меня сейчас же Герасим встал.

      Я ему говорю про себя: «Гера-сим! Ге-ра-сим!» – а он становится все упорней.

      А впереди ощущается зад мужчины, и он чувствует, что там у меня происходит, и ерзает, ерзает, чтобы обернуться ко мне возмущенно, но ничего у него не получается.

      А у меня фуражка на глазах.

      Можно, конечно, ему сказать: «Мужик, это потому, что я ничего не вижу», – но это будет не вся правда.

      Потому я ему шепчу: «Это не на тебя! Это не на тебя».

СЦЕНА

      Офицер опаздывает на службу.

      Ему остается миновать КПП перед входом в здание, чтоб очутиться на рабочем месте, и он влетает на него, запыхавшись, и напарывается на дежурного, который поставлен здесь записывать всех опоздавших.

      Но опоздавший в звании капитана третьего ранга, и ему так не хочется попадать в списки, и потому он кривится, у него на лице страдания, как у хирургического больного.

      Дежурный – старший лейтенант, и ему тоже неудобно, он не очень-то хочет записывать и, чтоб как-то выйти из положения, он начинает говорить:

      – Видимо… по причине транспорта…

      Понимаете ли, капитан третьего ранга даже не знает пока, по какой он причине опаздывает – не успел обзавестись, и он так радуется этой подсказке, что у него меняется лицо, и от этой быстрой смены он то ли всхохатывает, то ли всхлипывает, то ли после бега все еще не в себе. Он начинает говорить:

      – А я. даже. вообще. а я-то. я-то думаю.

      И тут медленно, не сразу, не в лоб, а исподволь – и это заметно по его внешности – он начинает понимать, что его записывать не собираются, что ему протягивают руку помощи, и вот он уже кашляет, а потом и каркает от радости:

      – А я-то (кар)., я-то..

      И вот уже неописуемое счастье овладевает им в полной мере, с ним случается пароксизм, катарсис и все такое.

      – Я-то… – хрипит он остатками воздуха в легких, – я-то думаю…

      И вот он уже смеется, потому что глупо, правое дело, глупо же, хватает старлея за плечо и, наклонившись к его животу,