Моя прекрасная ошибка. Ви Киланд

именно из-за моего пристрастия к музыке. Родителям была ненавистна мысль о том, что я не собираюсь идти учиться в колледж, а потом работать в респектабельной инвестиционной компании, принадлежащей нашей семье и носящей ее имя.

      Итак, меня приговорили к изнурительным общественным работам за то, что я хотел играть на барабанах и петь. После того как мать провела длительную беседу с отцом Фрэнком, он при любой возможности напоминал нам с Лайамом, что музыка – недостойное занятие для мужчины. Слава богу, оставалась последняя неделя до окончания наказания.

      Я уже начал клевать носом с закрытыми глазами, когда дверь исповедальни со скрипом отворилась. Я было решил, что это вернулся Лайам.

      – Уже успел нагрешить, жалкий неудачник? – произнес я.

      Но ответил мне определенно не Лайам. Голосок был тоненький, дрожащий и явно девчачий.

      – Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.

      Вот дерьмо.

      За решетчатым окошком была девчонка, и она приняла меня за священника. По звуку ее голоса я определил, что ей было не больше десяти-одиннадцати лет.

      И в каких же таких грехах эта мелкая еще собралась каяться?

      Наверное, мне следовало открыть дверь исповедальни и уйти, пока она не начала выливать на меня свои темные секреты. Не наверное, а точно мне надо было удирать как можно скорее. Но… возможно, под воздействием забористой травки мне вдруг стало любопытно, что она расскажет этим дрожащим тоненьким голоском. А возможно, на меня просто нашло умопомрачение. Тем не менее, вместо того чтобы открыть дверь исповедальни и сбежать, я распахнул дверь в свое сознание, не подозревая, что это изменит мою жизнь навсегда.

      – Продолжай, дитя мое, – произнес я. – Поведай мне о своих грехах.

      Глава 8. Рэйчел

      Кейн проскользнул в аудиторию в середине лекции.

      Внезапно я поняла, почему его так смущают опаздывающие. Последние двадцать минут меня тоже очень смущал мужчина, занявший место, на котором сидела я во время предыдущего занятия. Сидевший рядом с ним мистер Людвиг, художник в стиле ню, нервничал не меньше меня. Хотя его нервозность, вероятно, в большей степени объяснялась тем, что профессор только что тихонько стянул с откидного столика блокнот, в котором тот опять рисовал сегодня, и теперь блокнот покоился в сумке Кейна.

      Я старалась не смотреть туда, где они сидели, но все время чувствовала на себе взгляд Кейна. Как так получилось, что из ста пар смотрящих на меня глаз я ощущала только одну?

      Я откашлялась.

      – Поскольку у нас есть еще несколько минут до конца занятия, я раздам наушники, о которых мы говорили ранее. – Я подошла к шкафу в углу аудитории и вытащила несколько коробок. Передав студенту, сидящему с краю, одну из них, я попросила его взять оттуда одну пару наушников и передать коробку дальше по ряду, потом передала коробки на другие ряды. Кейн встал и молча взял несколько коробок, чтобы помочь мне распределить их по рядам в задней части лекционного зала, а потом снова занял свое место. Раздавая