Времена жизни. Рассказы. Геннадий Васильев

Ну все равно же не слушает, не смотрит никто, да и если навернемся – что от моих сказок толку-то? И все ж это знают, главное. Каждый полет – одно и то же. Тоска…» Я сначала просто не понял ничего, дурная мысль мелькнула: «Запись перепутали». Ну, какая запись, когда вот она – живая стюардесса, вот вторая – руками машет… И тут меня аж в пот бросило: я на нее смотрю, слова слышу – а губы ее по-другому двигаются, они другие слова говорят – как раз про кислородную маску, что она над сиденьем! Только я этих слов не слышу. А все остальные, видимо, слышат именно их, потому что ни у кого больше глаза на лоб не лезут, кроме меня. Покосился на жену – она в порядке, прилежно так слушает, улыбается стюардессе. И та, коза, лыбится! Что ж, думаю, за ерунда такая?! И опять меня вдруг царапнуло запоздало: когда я на жену смотрел, а не на стюардессу, – слышал снова про кислородную маску и спасательный жилет, а как только опять на стюардессу взглянул – так опять «как все осточертело», да еще и с матерками…

      Как-то сразу я понял, что со мной происходит. Так скоро понял, что даже смешно стало. Получается, я в своих физиономически-лингвистических опытах так далеко продвинулся, что научился слышать не только то, что люди говорят, а еще и то, что они думают на самом деле. Правда, только если они при этом шевелят губами. Мысли в закрытом черепе, если он губами не шлепает, я читать не научился. Если я лица человека не вижу – радио, допустим, или просто отвернулся, – слышу то же, что и все. А когда в лицо смотрю, даже если это телевизор, – слышу настоящие мысли.

      Новости по телевизору я и раньше не очень часто смотрел – грустные все больше теперь новости, тревожные, – а тут и вовсе перестал. Представляете: в кадре – ведущий, серьезный такой, мужественный даже, молодой, при галстуке, на лицо озабоченность вселенская натянута, я на него гляжу – а он говорит-думает: «Так, еще две подводки к сюжетам, потом длинный репортаж – в этом месте немного передохну, потом еще пара устных новостей – и отмаялся. Твою мать, перестарались мы вчера с вискарем! Да еще телка эта спать не дала. Жениться пора, Вася!» А после его слов – других, которые он всем послал, а не мне – серьезный сюжет про войну, теракты или арабскую нефть. А потом – снова он в кадре, и мне его жалко: похмелье – штука серьезная… Но это – ладно, бывает – ведущий во время выпуска про баб думает или, допустим, про мальчиков. Вид мужественный, а сам… ну, вы поняли. Душевного здоровья не хватает – видеть это и, главное, слышать.

      Я вперед забежал.

      В общем, прилетели мы к дочери в Москву, я жене про свой новый дар или проклятье свое ничего не говорю пока. Дай, думаю проверю, может это – как насморк: потекло – и прошло. Но – не прошло. Пока церемония бракосочетания в ЗАГСе шла, всех гостей разглядел, все мысли расслышал. О сотруднице ЗАГСа говорить не хочу: чего она новобрачным внутри себя желала – ей бы кто пожелал в тяжелые годы… А гости – ничего гости, хорошие попались. Друзья настоящие, гадостей никто не думал.