Женщина и роза. Повесть и рассказы. Мухаммед Зафзаф

себе места в каком-нибудь вполне приличном ресторане. Жорж всегда молчал. Он не любил болтать. Он вглядывался в предметы, камни, людей, – во все, проницательно и молчаливо. Невозможно было угадать, о чем он думает. Ален был его полной противоположностью. Он без конца трещал, трепался, строил планы и воздушные замки. Любой легкий ветерок разрушал эти бумажные дворцы, но он упорно продолжал мечтать, совершенно не обращая внимания на свои предыдущие промахи. Он все строил заново, и опять все рушилось. Несчетные дворцы и замки, разного строения, размера и формы. Но в реальности они не существовали (со мной иногда тоже происходит нечто подобное – я строю что-нибудь в мечтах и почти никогда не заканчиваю – строю и не смотрю даже на то, как разрушается то, что я построил, и все продолжаю строить – «дворцов» этих становится все больше, они растут и ширятся – в них множится число придворных и слуг, жизнь там становится все разнообразнее – но когда все разрушается, я тоже разрушаюсь вместе с этим – но, не принимая во внимание предыдущее, я снова начинаю, чтобы опять потерпеть крах – вместе с разрушением бумажных дворцов – в отличие от меня – Ален все строит и упорно продолжает предаваться мечтам – он перестраивает, строит заново – постройка обрушивается, но нерушимым остается Ален – он продолжает стоять и строить заново, как одержимый – поэтому я считаю его менее зрелым, чем я сам – кто знает? Может быть, я не был зрелым).

      Жорж всегда молчал. Размышлял всегда молча, и никто не мог угадать, о чем он думает. Также молча он выслушивал других, а потом коротко комментировал: «Какая подлость!», или «Вот здорово!», или «Какой дурак!». В своих комментариях он был немногословен и не объяснял, почему или как произошло это. Он втискивал всю свою речь в эти немногочисленные простые слова, а в минуты возбуждения обычно доставал сигарету без фильтра и закуривал с величайшим спокойствием без тени напряжения. Ален же без конца говорил и все выбалтывал. К примеру, я ничего не знал о Жорже, кроме того, что он – вор и два года сидел в тюрьме в Париже. А вот Ален говорил обо всем – о том, что было и чего не было – подкрепляя свои слова несколькими фотографиями на паспорт, которые вытаскивал из кармана. Жорж молча взирал на все это, кривился, цедил сквозь зубы: «Какой дурак!», вынимал сигарету без фильтра, чаще всего «Салтас» и закуривал ее с величайшим спокойствием, которое впечатляло тех, кто видел его. Иногда Ален говорил о себе, что он уже на самом пороге мечты.

      Примечания

      1

      Имеется в виду Гибралтарский пролив,