Последняя из рода Тюдор. Филиппа Грегори

Сомерсет? – спрашивает она, врываясь в мою комнату без всякого приглашения. За ней следом бежит Мария, как будто моя комната – это королевская приемная, куда может попасть всякий, кого пропустит привратник и на ком будет достаточно приличная одежда.

      – Ты что, принесла сюда эту ужасную обезьяну? – перебиваю я Катерину, замечая ее на плече сестры.

      – Разумеется, – она выглядит удивленной. – Мистер Ноззл везде ходит со мной. Ну, кроме тех случаев, когда я навещаю бедняжку медведя. Он боится медведя.

      – Ну, сюда ему нельзя, потому что я не хочу, чтобы он испортил мои бумаги.

      – Не будет он ничего портить. Он будет сидеть у меня на коленях. Он очень хороший, Мистер Ноззл.

      – Убери его отсюда.

      – Не уберу.

      – Убери. Я приказываю.

      – Ты не можешь мне приказывать.

      – Я старшая, и это моя комната…

      – А я – самая хорошенькая и пришла навестить тебя из вежливости…

      Мы хмуро смотрим друг на дружку, а потом она показывает мне серебряную цепочку, обвивающую ее тощую черную шею.

      – Джейн, ну пожалуйста! Я буду крепко его держать, – обещает она.

      – Давай я его подержу, – предлагает Мария, и они тут же начинают спорить о том, кто же будет держать обезьяну, которой здесь вообще не место.

      – Ах, уходите отсюда все! – с раздражением говорю я. – Обе.

      Но вместо того чтобы выполнить мое распоряжение, Катерина поворачивается и усаживает Марию на стул, на котором та сидит как кукла и улыбается мне очаровательной улыбкой.

      – Выпрямись, – напоминает ей Катерина, и Мария расправляет плечи и спину.

      – Нет! Уходите!

      – Уйду. Как только задам тебе один вопрос. – Катерина счастлива, потому что все происходит так, как она хочет. Как обычно.

      Она неприлично красива, но разума в ней не больше, чем в Мистере Ноззле.

      – Ну ладно, – жестко отзываюсь я. – Задавай свой вопрос и уходи.

      Она делает глубокий вдох.

      – Зачем, по-твоему, сюда едет герцог Сомерсет?

      – Понятия не имею.

      – А вот я знаю. Вот только почему этого не знаешь ты? Я-то думала, что ты у нас очень, очень умная?

      – Я просто не хочу этого знать, – отвечаю я.

      – А я могу тебе рассказать. Потому что ты знаешь только то, о чем пишут в книжках.

      – То, о чем пишут в книжках? – повторяю я слова невежественного ребенка. – В самом деле. Я действительно знаю и думаю только о том, о чем пишут в книжках, и если бы я хотела мирского знания, то спросила бы нашего отца. И он сказал бы мне правду. Я бы не стала подслушивать родителей или ловить сплетни слуг.

      Она запрыгивает на мою большую деревянную кровать, как будто намеревается остаться тут до самого ужина, а потом и вовсе устраивается на подушке, словно собираясь вздремнуть. Обезьяна тоже устраивается поудобнее рядом с ней и начинает перебирать свою шерсть тоненькими пальчиками.

      – У него что, блохи?

      – Ну да, – спокойно отвечает она. – Но вшей нет.

      – Немедленно