Обольщение. Гнев Диониса. Евдокия Нагродская

говорит что-то несвязное, что пришел на огонек, а то бы не решился беспокоить нас, только что приехал и не выдержал, так хотелось видеть Марью Васильевну. Заметно, что он ужасно рад нас видеть.

      Женя развертывает пакеты, восхищается чувяками, делает выговор за тесемки, ест привезенные конфеты и расспрашивает об оперном спектакле – все это сразу, так что получается:

      «Ах, как они красивы и удобны!.. Я вам говорила, что надо восемнадцать аршин… Хорошо она пела?..

      Какое соловьиное горло… И пошире – гораздо шире… Это с ликером… А баритон и тенор хороши были?.. Если запачкаются, я вычищу их бензином… Хочешь шоколадную тянушку?»

      Я повторяю Жене ее слова, она хохочет и вспоминает о нотах. Сидоренко хватается за голову – ноты-то он забыл.

      Женя не хочет ждать завтрашнего дня и посылает повара Михако за нотами.

      – Вы сейчас, сейчас споете!

      – Какой у меня голос с дороги! – говорит Сидоренко.

      Но Женя неумолима, она открывает рояль, зажигает свечи.

      Мария Васильевна уходит спать.

      Я выхожу на террасу и сажусь в качалку.

      Сидоренко выходит за мной. Оживление его прошло, он мрачен.

      – Что это, Виктор Петрович, вы вернулись из Тифлиса невеселы? Дела?

      – Нет, Татьяна Александровна, все дела в порядке, и я очень рад, что вернулся. Я так страшно соскучился, так хотел скорей видеть… вас, всех. Мне ужасно вас всех недоставало… Скоро приедет ваш муж?

      – Илья Львович? – поправляю я. – Недели через две. Это один из моих капризов: я ужасно не люблю почему-то, когда сожительницы говорят: «Мой муж».

      Это меня бесит. Действительный статский называет себя генералом.

      Раз я даже обиделась на Илью, когда он меня кому-то представил как свою жену. Это было в начале нашей связи.

      – У меня есть свои имя и фамилия, Илья. Ты разве стыдишься меня?

      – Таня, бог с тобой, – всполошился он, – это я для тебя…

      – Значит, ты думаешь, что я стыжусь, что люблю тебя. Мне гораздо неприятнее фигурировать в непри-надлежащем мне звании. Я не люблю афишировать наши отношения, но есть люди, не прощающие этого, – и я не желаю их обманывать, воровать их расположение.

      – Ну, Таня, неразвитые люди…

      – А может быть, щепетильно нравственные.

      – Фарисеи.

      – Зачем? Будь справедлив, Илья. Я себя считаю твоей женой. Я знаю, что я больше тебе жена, чем многие жены своим мужьям, но это не мое звание, вот и все. Я же не называю себя графиней Кузнецовой.

      Сидоренко пристально всматривается мне в лицо. Что он хочет, чего ему нужно от Ильи?

      – Татьяна Александровна! – вдруг прерывает он молчание. – Отчего это я вас боюсь?

      – Меня? Вот забавно!

      – Мне иногда хочется задать вам несколько вопросов, и я боюсь…

      – Я просто сегодня не узнаю вас, Виктор Петрович! – смеюсь я. – Вас, верно, укачало на пароходе.

      Женя вбегает на террасу со свертком нот. Ее личико прелестно в своем оживлении. С каким восторгом она переб