Невыдуманные рассказы о прошлом. Викентий Вересаев

ненависть; нет такой утонченной казни, которая в достаточной мере могла бы утолить жажду мести. В мировой литературе мы встречаем немало образов настоящих ревнивцев, в бешенстве убивающих изменниц жен, навеки заключающих их в домашние темницы, предающих их всенародному поруганию. А что мы видим у Отелло?

      Яго всякими намеками старается заронить в душу Отелло подозрение в верности жены. Отелло:

      Постой!

      К чему ведут, что значат эти речи?

      Не мнишь ли ты, что ревностию жить

      Я захочу и каждый день встречать,

      Одно другим сменяя подозренье?..

      Нет, Яго, нет! Чтоб усомниться, должен

      Я увидать. А усомнился – надо

      Мне доказать. А после доказательств —

      Вон из души и ревность и любовь![6]

      Яго одно за другим приводит как будто совершенно неопровержимые доказательства.

      Отелло:

      Ну, что же! Нет жены!

      Обманут я. И утешеньем только

      Презрение должно остаться мне.

      Но Яго приводит все новые и новые доказательства будто бы совершенно исключительного бесстыдства и лживости Дездемоны.

      Отелло в бешенстве:

      – О, пусть же она пропадет,

      пусть сгниет, пусть станет добычею ада!

      И вдруг, – это место обычно либо пропускается, либо проходит у исполнителя совершенно незамеченным, – вдруг Отелло говорит Яго:

      – Но как она мила!

      – О да! Слишком мила!

      – Так, ты прав. Но все-таки… Жаль, Яго! О Яго! Жаль, страшно жаль, Яго!

      Мы ясно чувствуем этот смущенно умоляющий тон, с каким Отелло пытается отстоять перед Яго свое право на жалость к любимой женщине. Яго чувствует эту жестокую борьбу в душе человека, якобы «до безумия ослепленного ревностью», – и спешит подогреть опадающую злобу:

      – Ну, если вам так нравятся ее пороки, – дайте им полный простор: уж если они не трогают вас, то, конечно, никому другому нет дела до них.

      И Отелло, вскипая прежнею яростью, восклицает:

      – Я изрублю ее на куски! Украсить меня рогами!

      Постоянно разжигаемая усилиями Яго, злоба Отелло достигает крайних пределов. Кровавое решение созревает. Отелло входит ночью в спальню, чтобы задушить Дездемону на оскверненном ею ложе. И этот «бешеный ревнивец», «отуманенный кровавою жаждою мщенья», – что говорит он входя?

      Вот, вот причина, – вот причина, сердце!

      Не назову я вам ее, о звезды,

      Безгрешные светила, – вот причина!

      Ему оказывается нужным настойчиво твердить себе, что есть, есть причина к замышленному убийству и причина самая основательная. И дальше, с любовью целуя спящую Дездемону, он говорит:

      О сладкое дыханье! Правосудье

      Само бы меч сломало пред тобой!

      Еще, еще… О, будь такой по смерти!

      А я тебя убью и после снова

      Начну

6

Цитирую по старому переводу П. Вейнберга. Он много точнее и художественнее нового перевода. (Прим. В. Вересаева.)