Легко видеть. Уманский Николавевич Алексей

вроде в мире еще не строили!

      – Да. Ну вот и представляете, какие тут будут глубины.? А нам из министерства речного флота велели представить перспективную заявку на дноуглубительную технику. Вот и думай тут, нужна она будет или нет?

      – Обычная вещь. Строить будет одно министерство, эксплуатировать водные пути – другое. Ваше начальство полагает, что если будут строить, то долго, не одну пятилетку, а ему все это время надо обеспечивать грузоперевозки и лесосплав. Отсюда и требование заявки.

      – Наверное, так, – согласился речник.

      – А что будет с семгой? Выше плотины она, видимо, не пойдет, даже если построят рыбоподъемник, как на Волгоградской ГЭС. Осетровые там игнорировали его.

      – А кто тут будет думать о семге? – махнул рукой речник.

      – Как кто? – усмехнулся Михаил. – Начальство. Оно ее очень любит употреблять.

      – А-а! Так начальству в других местах наловят, хотя печорская действительно считается самой лучшей.

      Они замолчали, провожая глазами исключительно фигуральную и действительно красивую девушку из команды судна. Михаилу вспомнились ее слова, которыми она приветствовала их компанию на борту: «Такого парохода вы еще не видели»! Вскоре после того, как они отвалили от пристани, она переоделась из форменного в другой костюм, который, видимо, считала своим рабочим – узкая черная юбка, туго обтягивающая великолепные бедра и зад, темная блуза, замечательно воспроизводящая форму высокой, таранной соблазнительности, груди, черные чулки, туфли-лодочки на высоком каблуке.

      – Кем она служит на борту? – спросил Михаил.

      – Станком для экипажа, – коротко обронил речник. – А числится матросом.

      Михаилу еще никогда не доводилось слышать слово «станок» в применении к женщине, занятой на сексуальной работе. Но от этого оно, пожалуй, только выгадывало в выразительности в сравнении со словами, которые всегда легко находятся в уме и готовы сорваться с языка. И действительно часто срываются.

      – К нам сюда много прислали тунеядцев, – неожиданно добавил речник. – В Москве и Ленинграде им, видите ли, не место. Отдали нам.

      Михаил подтверждающие кивнул. Кампания, которую власть именовала «борьбой с тунеядством», начатая восемь лет назад, выходит, еще не заглохла. Тогда из многих больших городов, не только из обеих столиц государства, повысылали «нетрудовой элемент».

      Многим жрицам любви, заранее не позаботившимся обрести высоких покровителей, пришлось переехать на Север или даже за Урал. Впрочем, не только им – Иосифу Бродскому тоже.

      – А чем они занимаются здесь? – спросил Михаил.

      – Да тем же самым, что и прежде. Ворье – ворует. Фарцовщики —фарцуют. Алкаши – пьют. Женщины – сами понимаете, чем.

      – А их заставляют поменять профессии?

      – Заставляют, да что толку? Приходит такая с предписанием устраиваться на работу. Спрашиваешь ее: «Что умеешь делать?»

      – «Да ничего, –