Легко видеть. Уманский Николавевич Алексей

заглядывать дальше, а, судя по карте, оба борта по сторонам Реки были примерно одинаковой высоты.

      На этот раз Михаил не ошибся. Стоя на гребне, он смотрел, сколько еще хребтов стало видно отсюда. Выходило где четыре, где пять, причем последний, как и полагалось, выглядел синим. Как все, манящее к себе и отдаленное, чего так хочется достичь и что так редко оказывается достигнутым. Михаил поискал глазами узловую вершину у истоков Реки. Она еще была видна, и ему снова, как и при подлете к началу маршрута, стало щемяще жалко, что никогда не сможет взойти на нее. Оглядев окрестные склоны в подзорную трубу – вдруг увидит изюбрей, сохатых, медведей, горных баранов, наконец – но, так ничего и не увидев, стал кадр за кадром снимать панораму гор. Он надеялся на свою зрительную память, но подспорье ей в виде слайдов все равно следовало иметь. Тем более, что иначе он до Марины ничего не смог бы донести. Закончив съемку, Михаил поспешил вниз. Налегке он еще мог спускаться достаточно быстро, пока было видно, куда ставить ногу. Вскоре, он достиг пояса стланика. Здесь пришлось обуздать свою прыть, чтобы не споткнуться и не загреметь носом вниз. Стланик требовал уважнительного и прилежного отношения к себе как на пути вверх, так и вниз. Наконец, и стланик остался позади, но в высокоствольной тайге также нельзя было позволить себе расслабиться. В целом мире не было никого, кто пришел бы сюда ему на помощь – зови-не зови.

      Через три часа после ухода со своего бивака Михаил вернулся назад. Начинать сплавляться сегодня было уже поздно. Да он и не рвался. Смена образа жизни, утомление после перелетов с пересадками из Москвы располагали к тому, чтобы устроить дневку. Тем более, что он и не бездельничал – поднялся к гребню хребта, осмотрелся с высоты птичьего полета и мог радоваться, что уложился в такое время. В прежние времена сказал бы – сбегал. Теперь уже нет. Сходил туда и обратно. Его немного удручало, что на всем пути вверх и вниз он не встретил никакой живности, даже рябчиков, кекликов и давно не виданных черных белок, не то что крупных зверей. Правда, это не очень удивляло. Только в городе можно воображать, что как только войдешь в редко посещаемую людьми тайгу – так сразу и окажешься в охотничьем эльдорадо. И хотя сам Михаил пока не нуждался в дичине, ему хотелось воочию убедиться, что дичь тут действительно есть, а не только ДОЛЖНА водиться. Конечно, тайга не стояла пустой. Просто он, пришлый, невежественный и недостаточно внимательный, как не знал, так и не знает, где в данное время могут жить и кормиться животные, с которыми он хотел повстречаться. Лет шестьдесят назад, когда в здешние края хлынула масса народу, зараженного золотой лихорадкой, могло быть выбито действительно все почти дочиста ради выживания в условиях из рук вон плохого снабжения конскими караванами по горным тропам, а то и без любого снабжения вообще для всех тех, кто самостоятельно искал свой фарт и углублялся в дебри, таясь от других хищников –