Легко видеть. Уманский Николавевич Алексей

они стали называть, что возьмут, и продавщица пару раз успокаивала их: – «Да куда вам столько, вы ведь завтра уедете!…», – но они отвечали, что нет, ничего, все понадобится. Надо думать, продавщица беспокоилась, чтобы они не объелись с голодухи, но они твердо знали, что обилие пищи им неопасно (и они действительно не объелись, хотя съели больше, чем посторонние люди могли бы считать безопасным). Только Вадим съел заметно меньше прочих и первым отошел от стола. Вера тогда сказала Славе Пономареву, проявившему самый несдержанный аппетит: – «Пономарев! Вон Вадим насколько меньше тебя съел. Смотри, проживет дольше тебя!» – На что Слава под общий хохот резонно ответил: – «А я что, спорю?».

      Казалось, все кончилось: и неудавшийся сплав, и переход от устья Красной Речки через три перевала (после первого они оказались в долине Калган-Сука, по которому Вадим собирался спуститься вниз, обратно к Кантегиру, не понимая, что надо идти на северо-запад, а не на восток – Михаил тогда с трудом доказал, что это ошибка; после второго очень крутого перевала они перебрались из верховьев Калган-Сука к подножью красивейшего хребта, по гребню которого плавной дугой прошли километров семь среди редко стоящих на высоте кедров под основной перевал через водораздельный Саблинский хребет, с которого спустились уже в долину Тебы); и, наконец, трехдневный переход по долине Тебы длиной в тридцать километров (насчет него Михаил из Чехана сообщил, что по Тебе уже лет десять после пожара никто не ходит, там ведь сплошные лома – и уж это-то они и сами узнали. Причем не только лома, но и сплошная молодая поросль, буйно разросшаяся за эти годы на удобренной пеплом земле, а им, по словам Михаила, следовало из верховьев Тебы еще раз перевалить в верховье реки Чехан – там хорошая тропа, а затем дорога. Словом, вся их Саянская эпопея, в основном бесславная, но все-таки завершенная в сознании того, что, потерпев поражение, они не сдались и кое-чего достигли, казалось, ушла в прошлое.

      Однако выяснилось, что это еще не все. На станции Абаза, до которой они доехали из Чехана на автобусе, Вадима ждало еще одно испытание. В вокзальной кассе спросили его фамилию, а, узнав, отказались продать билеты, сославшись на указание милиции. В милиции же, куда он тут же пошел выяснять причину, ему сказали, что по имеющимся сведениям в их группе погиб один человек. Вадим клялся, что все живы, и милиция, пересчитав их по головам, вынуждена была согласиться. В конце концов выяснилось, что гибель туриста произошла в другой группе, но то, что фамилия Вадима оказалась на заметке у милиции, свидетельствовало о том, что в Москве уже подняли тревогу, и что теперь неприятности не будут исчерпаны задержкой в приобретении билетов.

      Поэтому в поезде Абаза-Абакан Вадим попытался как бывший адмирал договориться со спутниками, о чем и как им рассказывать, а о чем – нет, когда начнутся расспросы. Лена прервала его словами: «Если будут спрашивать,