В Портофино, и там…. Андрей Виноградов

уже раскалились, окажутся внизу и понемногу остынут. И так до захода солнца, то есть, с точки зрения камня, до бесконечности…

      Вряд ли кто знает, что жизнь свою камни измеряют бесконечностями, заблуждаясь на счет конечностей, думают – это только о руках и ногах. Как измерить жизнь тем, чего у тебя нет? У людей получается – чужими талантами или пороками: «Мне посчастливилось жить в одно время с Захаровым, Любимовым, Волчек…» или «Не повезло свои годы прожить в эру Сталина». Камни так не могут, во всяком случае я ничего об этом не слышал, хотя, подозреваю, есть и у них свои герои, негодяи… Жизнь камней – миллиард бесонечностей, каково?! Звучит!

      …Если кто из голышиков рискнет заигрывать с солнцем, неминуемо схлопочет тепловой удар по каменной башке, в каком бы месте камня она в данный момент ни находилась, даже если в тени. Нет на свете ничего тупее камней, кого постигла эта напасть: лежат себе однажды и на всю жизнь перегретые, и таращатся в небо тысячелетиями. Ни прохладная ночь им не в помощь, ни шторма, ни дожди. Ветер их не замечает, обходит стороной, хотя поворачивать – не его стихия: чего силы зря на тупых растрачивать, тем более, что других камней, готовых в шумом и гамом сорваться наперегонки – хоть отбавляй; ветер озорных любит. Нет уж, чем схлопотать от солнца по голове, уж лучше сразу в песок рассыпаться. Не фонтан, конечно, судьба – так мельчать, но с другой стороны, одним махом миллион новых судеб.

      Камешки порасчетливее стремятся попасть людям под ноги. С их помощью да своей сноровкой добираются до неглубоких луж с морской водой. На краю причала такие на каждом шагу, редко переводятся, даже в самые горячие деньки не пересыхают. Высший класс – целиком порузиться в лужу: не галька какая безродная, обитающая, коротая века, в полной безвестности среди рыб, водорослей и себе подобных, а прибрежный камень «де люкс», никак не меньше, потому что отчасти – среди людей, отчасти – в море… Из под мелкой воды почти все видно, что вокруг твориться, только рябь временами искажает жизнь на причале, но ненадолго, если брать во внимание миллиард бесконечностей, хотя бы одну бесконечность. Смотри себе на мир и жди преспокойно, пока личное море подсыхать не начнет. Если повезет, то на это же самое место волна еще раз пристанет. Многим везет, есть такие, что весь сезон не двигаясь отдыхают, валяются. И никто не жалуется на однообразие; камни.

      Маленький черный обмылок, воображавший среди своих якобы вулканическим происхождением, вцелом фасонный, но с непропорциональным выступом, похожим на каменную бородавку или зуб он то, подлый, и подвернулся под девичью ступню – был доволен собой: и до лужи допрыгал, и за друга поквитался. Незадачливый мелкий друг – почти триста лет вместе, брат уже, можно сказать – налип третьего дня на кусок жвачки, подобранный где-то на подошву портофинским гостем – «шляются где ни попадя» – и исчез навсегда в направлении города.

      «Жвачка – плохой попутчик, ненадежный. Валяется приятель где- нибудь один-одинешенек на асфальте, а может быть, уже и в обнимку с ним…»

      Объятий