Чудо. Владимир Алексеев

конечно. – Я сделал максимально серьезное лицо и одобрительно кивнул.

      – Нет, никаких видений, все штатно. Возвращается Петренко, но какой-то странный. Движется странно. Я говорю, на всякий случай и еще в шутку, мы так иногда шутим: «Стой, кто идет?» А он не засмеялся, а не своим голосом и так как-то громко очень, как из бочки: «Я Бог Отец. Здесь придет Сын мой».

      Я подарил Дунаеву одну из своих улыбок, говорящую: «Ты на правильном пути, сынок».

      – Скажу честно, что уже трухнул слегка, и говорю: «Петренко, что с тобой?!» Сам достаю оружие на всякий случай и невольно заряжаю. А он снова, как гром приглушенный: «Я Бог Отец. Здесь придет Сын мой».

      – Так, и что?

      – Но тут я вижу, что позади того стоит еще один Петренко и смотрит на меня и на этого, раскрыв рот от изумления.

      Давай, Данте Алигьери, жги, подумал я.

      – Ну, мне тут стало совсем не по-детски жутко. Но я пока не двигался и просто оцепенел с оружием в руках.

      – А ты оружие на него направил? – уточнил я.

      – На кого? А, нет, опустил в землю. Руки стали тяжелыми и как будто сами вниз пошли.

      – Не по уставу. Оружие заряженное.

      – Да, не по уставу. А по уставу мне надо было второе предупреждение сделать. И два предупредительных. А потом на поражение. Вот только… – Он опять замялся.

      – Так?

      Дунаев смотрел в сторону стеклянными глазами.

      – Этот, который ближе был, вдруг исчез. И знаете что?

      Я молчал, боясь лишить бойца вдохновения.

      – И тут я не вижу, не слышу, но понимаю, что он прямо за мной. Я боюсь пошевелиться… – Он замер, и возникла пауза.

      – Как это «понимаю»? – спросил я наконец.

      – Не знаю, я просто это понимал.

      – И что?

      – Потом-тот голос раздался внутри меня, и очень-очень громко. А потом была за спиной такая яркая вспышка, что все передо мной стало видно, как днем.

      – И Петренко? – спросил я, чувствуя, что мой рассказчик начал путаться в показаниях.

      – Что Петренко?

      – Его тоже стало видно, как днем? Он же перед тобой был.

      – Не помню, – он удивленно посмотрел на меня. – Да, и Петренко. Точно. Но мы с ним не разговаривали. Я наконец смог двигаться, и побежал. Бросил оружие, и в лес. Я не все помню тут. Помню, что навстречу мне бежали какие-то люди. Зачем, я не думал. А потом. Утром нашли меня на опушке.

      – Что ты там делал?

      – Сидел.

      – Просто сидел?

      – Да, я там все время сидел. Но нашли меня только утром.

      Я посмотрел на Дунаева и вдруг подумал, что он мог там и правда сидеть несколько часов, вообще ни о чем не думая. Такой у него был теперь вид. И вот я смотрел на него и думал, какой вердикт выносит рассказу этого солдата Борис Андреевич, то есть я. И признаюсь честно, пока вердикта я не вынес.

      – Спасибо, рядовой. Скажи-ка, а Петренко твой рассказ подтвердит?

      Он задумался на пару секунд.

      – Должен. Разве нет?

      – Ты мне скажи.

      – Должен.

      Я попросил оставить Дунаева в соседней комнате, а дверь туда не закрывал, и привести