Традиции & авангард. Выпуск № 2. Коллектив авторов

коньяк, не выдумывай.

      – Но почему я трезвый, доктор?

      – Алкоголь, видимо, не успевает всосаться в кровь.

      – Переходит в чистую энергию?

      Потянулась всем телом, до хруста.

      – Ага, переходит… Слушай, если будет следующий раз, давай сходим на каток? Если это будет зимой. – Уткнулась ему в плечо, и голос сразу сонный. – Мечтаю в парке Горького на катке покататься. Ты как, на коньках-то стоишь?

      Он гладит её по голове, пропуская время от времени сквозь пальцы густые тяжёлые пряди.

      – Ну как… Стою отлично. Ехать не могу.

      – Жаль.

      – Поучусь, раз такое дело. Для следующего раза.

      – Хорошо бы. Хорошо бы, чтобы был следующий раз.

      – Будет.

      – Хорошо. И ещё хочу с тобой в театр. Представляешь? Ты в костюме, я в вечернем платье.

      – Да. Что-нибудь трагическое. Может быть, классика.

      – Именно классика.

      – А потом в номер и, не доходя до постели…

      – Прекрасный план, просто замечательный.

      А сама уже не открывает глаз и дышит размеренно.

      – Потом вот так же, как сегодня, побудем счастливы часов пять; восемь, если ты будешь не после дежурства. И разъедемся каждый в свою жизнь. С твоей всё понятно. Работа-дети-работа. Об остальном, если оно есть, мне лучше не знать. А мне ещё предстоит что-нибудь сочинить.

      Она засыпает неслышно, будто выходит на цыпочках из детской, аккуратно прикрыв за собой дверь.

      – Буду встречаться с другими. Искать… то, что обычно ищут в других. Не найду, конечно, – произносит каждое слово медленно, будто прислушиваясь, как оно звучит. – А потом… вдруг… это же всегда, наверное, вдруг – старость и… что там ещё бывает.

      Осторожно, чтобы её не разбудить, поднялся с постели. Она всё-таки проснулась. Вздохнула в полусне, потянулась к нему рукой.

      – Спи. Всё хорошо.

      – Я бы чуть-чуть вздремнула.

      – Спи.

      – Ты разбуди меня.

      Пока Ева спит, он разглядывает зыбкое отражение, растворившееся в огнях неугомонной Москвы. Всматривается, совмещает имеющиеся обстоятельства с картинкой. Вот он – стоит, прижав к губам костяшки пальцев. Вот его любимая женщина. Свернулась калачиком под толстым белым одеялом. Она спит тихо. Двойные стёкла надёжно отсекают шум Кольцевой. Нечем разбавить тишину, нагрянувшую внутри. Коньяк не справляется, да и глупо было рассчитывать на коньяк. Он сам пришёл сюда, в её одинокое логово. «Я лучше сама». Пришёл, чтобы напомнить себе, каким могло бы быть счастье. В этом беспощадно тихом месте слышно всё. Слишком многое. Самое страшное – тоже. Она не досталась ему потому, что он слаб. Он слабее. Она была бы с ним, если бы он сумел предложить ей – навязать, чёрт возьми: «А дальше будет так» – другую жизнь, себя, своё счастье, которое, возможно, сумел бы сделать и её счастьем. Неважно, скрыто ли на самом деле в её решительном «я сама» хитрое женское ожидание быть переубеждённой – сломленной, завоёванной в доказательство того,