Хранящая огонь. Властелина Богатова

ах, и щука застревает его в толще.

      Мирина приостановилась, окончательно перейдя на шаг, чтобы отдышаться, окутывая себя густо паром, согнулась в поясе, унимая распаляющийся жар в груди, лихорадочно-болезненно втягивая воздух, жадно и резко, до боли, так что под рёбрами в боках ломило. Ноги от усталости тряслись и подкашивались, перед взором встала белая пелена, и хоть до темноты ещё далеко было, а в лесу, будто уже смеркалось. Оправившись от бешеной погони, придя немного в чувство, она разогнулась, хватаясь за обледенелый сосновый ствол. Мелкой дрожью тряслись руки, всё ещё тянуло бок, так она бежала долго, пытаясь будто скрыться от тех чувств и того отчаяния, которые врезались в душу когтями, да только перед взором всё ещё видела воедино сплетённые тела, слышала то, что не должна была услышать – в уши даже сквозь шум крови лились сладострастные стоны княгини, раздирая сердце надвое. И такая лютая злость и обида взяли, что защемило в груди, и княжна, не в силах стоять, вновь привалилась спиной к дереву, зажмуриваясь крепко, пытаясь избавиться от подступающего к самым кончикам пальцев рвущего душу в клочья отчаяния.

      Не такой хотела она для себя жизни, за что недоля? Мирина никак не могла понять и примириться с тем, и это толкнуло её на отчаянный поступок – покинуть стены крепости и слепо пуститься к лесу.

      Девушка огляделась, обводя взором чащобу, покрытые снежными шапками пудовой тяжести ветви елей да сосен. Нет здесь даже звериных тропок, и дорога где-то осталась позади – с неё она сбежала в беспамятстве своём. На миг да кольнула тревога – заблудилась.

      Мирина всхлипнула, осознавая, что плачет, но быстро смахнула смёрзшиеся слезинки с холодных щёк, горячность постепенно утихала, и на место её пришла тревога. Такого она и не хотела, да верно лучше сгинуть в лесу, замёрзнуть, чем назад. Обида жгла, не переставая, нещадно испепеляя сердце, растирая в прах. Нет, в Ровицу она не вернётся, по крайней мере, не сейчас. Мирина выдохнула, решая да раздумывая, что теперь ей делать. Сначала надо бы дорогу отыскать и выйти к деревне какой, ведь их вдоль рек насажено, что репы в борозде. Вдыхая мороз и заставляя себя собраться, она, поправив сбившуюся накидку и шапку, отороченную куньим мехом, отпрянула от дерева, пошла в ту сторону, где было больше света, сулившего простор. Проваливаясь по колено в сугробы, едва не теряя сапожки в них, путаясь в подоле шерстяного платья, Мирина прошла несколько саженей да так и не отыскала ни пролеска, ни речушки, лес будто сгущался только, сковывая в своём плену усиливающимся к ночи морозом. И всё больше она ощущала его силу: занемели пальцы, становясь белыми, как снег, и ноги покалывало неприятно. Невольно, а страх всё же настиг, когда ещё через несколько саженей девушка упёрлась в поросшую корявыми соснами с мохнатыми корнями скалу, пластами возвышавшуюся к облакам, утыкавшуюся остриём в тусклое небо. Пока оглядывала её во все глаза, не сразу услышала посторонние звуки, но даже не это привлекло её внимание, а навязчивое ощущение на себе пристального, пронизывающего насквозь взгляда. Она обернулась да так и остолбенела – под пологом дряхлых древних крон стояли всадники. Мирина, потеряв дыхание, невольно отступила, оглядываясь по сторонам, да путей отступления не было – позади скала, впереди тати, по сторонам заросли непролазные. Валганов она видела и раньше, часто те наведывались в стены городища, да только вблизи и не доводилось встречать никогда. В длинных шубах поверх дегелей¹ из железных массивных пластинок, что покрывали плечи и грудь, крепкие тела воинов внушали лютый страх. Но Мирина задержала взгляд на одном лишь, широкоплечем, богато одетом. Плащ с меховым воротом из чёрно-бурой лисицы, изогнутая сабля на поясе с кованой рукоятью. Он отличался от других и притягивал внимание не только тем, что был сложен мощнее своих соплеменников, но тем, что даже издали Мирина ощутила его жгуче-чёрные, как спелая смородина, глаза, что так жадно оглаживали её. Чёрная бородка и усы обрамляли вылепленные будто из глины губы, они растянулись в какой-то хщиной ухмылке, от которой дрожь прошлась по спине, упав холодком к пояснице. Остальные тоже поглядывали, скользя по её стану жадными похотливыми взглядами, от которых ком поднялся к самому горлу, а сердце заныло от скверного предчувствия и одного только представления о том, что они могу с ней сделать. Время растянулось в вечность, наверное, они не ожидали увидеть в глуши лесной девушку и безмолвно решали теперь, что делать.

      Мирина первой дёрнулась в сторону, храня надежду ещё сбежать, бросилась через густой орешник. Куда там, колючие ветки вонзились в кожу, царапая лицо и руки, задерживая беглянку, но Мирина от страха и паники не чувствовала ни боли, ни обречения, и, оказавшись в плену зарослей, забилась будто горлинка, запутавшаяся в сетях. Кто-то из воинов позади неё окликнул, кто-то присвистнул, кто-то засмеялся над безуспешной попыткой добычи сбежать. Но Мирина помалу да продиралась вглубь, пока не смолкли голоса. Рвя одежду и волосы – шапка её уж давно слетела – услышала сквозь глухое отчаяние неумолимо приближающийся треск сучьев, а потом и грубую брань, исторгаемую устами поимщиков, на непонятном ей языке валганов. Жёсткая пятерня обхватили горло, другая – пояс и рванула назад из пут зарослей, так, что в глазах потемнело и посыпали искры. Мирина задёргалась в железных сильных руках

1

Дегель – пластинчатый доспех типа бригантины.