Цепи свободы. Марина Ламар

себя перед Богом,

      Повторяя слова, да не те…

      Я молитвенных фраз не искала,

      Признаваясь в терзаньях души.

      Эхом вторили голые скалы,

      Отражая мой стон от вершин.

      Я Кавказом дышу, задыхаясь

      От рыданий и мыслей своих.

      Крик ослаб, но зовет, не стихая,

      Посвященный страданию стих.

***

      Сгущает краски плотность тесноты,

      Засвечивая пленку чувств высоких.

      Мой страх заговорил с судьбой на «ты»,

      Расчерчивая цельный взгляд на блоки.

      Я логикой могла бы пренебречь

      И разметать сгустившиеся краски,

      Взяв не перо, а высшей пробы меч,

      И кровью накормить – так, для острастки.

      Но с красным перебор. Его огонь

      Уже испит смирением повсюду.

      Работающий Подлости Закон

      Благословил на царствие Иуду.

      Разлито масло. Ждет моих шагов,

      Поблескивая золотом на солнце.

      Не мой роман. И взгляда блеск другой –

      Почти немой, без тайны, без эмоций.

      Но так и быть, я эту роль сыграю,

      Чтоб выпал снег на пепельную гладь.

      Про счастье пьеса все еще сырая,

      И не дано ее мне дописать.

***

      Окунается солнце в туман,

      Не давая лучам разгуляться.

      Воздух странно игрив, словно пьян.

      Насекомые кружатся в танце.

      Ветер кроны лизнул и иссяк,

      Чтобы вновь пронестись по долине.

      Дождик взял и прошел, как босяк,

      Замерев в кружевах паутины…

***

      Пыль времени осела на пейзаж.

      Проходит день бесповоротно наш.

      Пугаешься возврата в тишину

      И в старую, случайную вину.

      Прощенье не озвучено пока,

      Прощанье прозвучало свысока,

      Последний иероглиф смыт волной

      И новой необъявленной виной.

***

      Напустит туман

      осенняя снежная пудра,

      день спрячется мудро

      в помои из сплетен,

      но будет по-своему светел.

      Учителя

      Как одиноко падал город

      В непредсказуемость ночи.

      Я помню, как сгущался холод

      И как он жить меня учил.

      Луна монетой серебрилась,

      Глядела в лужи-зеркала.

      Она тоске меня учила,

      И я вникала, как могла.

      Напоминали перец чили

      Слова, звучавшие в бреду.

      Они страданию учили,

      Имея божий дар в виду.

***

      Гудит эфир.

      Лучи коснулись окон.

      Упал последний локон,

      и целый мир

      упрямо-однобокий

      уже забыли боги

      под звуки лир.

      Подспудно, ненароком

      выходит горечь боком.

      Ни с чем факир.

      За ругани потоком

      звучат другие строки.

      В золе мундир.

      Вы скажете – жестоко,

      но в мире одиноких

      чума и пир.

***

      Уже не считаю нужным

      тебя оправдывать;

      уже не считаю нужным

      тебя