Волк в ее голове. Книга I. Андрей Сергеевич Терехов

не фокусируется, и я не понимаю, мужчина это или женщина.

      Шорох.

      Стон.

      Человек выгибается как на дыбе, и по моей спине пробегает ледяной ручеёк пота.

      Диана.

      Она открывает рот, будто плачет, но не слышно ни звука. Взгляд Дианы пуст, неподвижен, рот открывается и открывается – в диком оскале, как если бы челюсти рвались на части. Тень Дианы содрогается от сухих рыданий. Мои уши закладывает, кровь приливает к голове, и я вдруг осознаю, что сплю.

      Это во сне мне привиделась Диана.

      Это во сне она беззвучно, исступлённо плачет в приступе лунатизма, потому что в реальности ни Диана, ни Вероника Игоревна с нами больше не живут.

      Я поднимаю руку и со всей силы ударяю себя по лицу.

      Просыпайся.

      Ладонь мягко, плюшево касается щеки.

      Я сжимаю кулак и бью снова.

      Просыпайся.

      Просыпайся!..

      Разум медленно высвобождается ото сна – медленно и плавно, как берег обнажается во время отлива. Подобно лужицам воды, которые задерживаются в неровностях дна, под веками задерживаются тающие образы: прихожая, жуткий свет. Диана в приступе лунатизма.

      Диана.

      Знаете, в детстве мы с ней видели одинаковые сны.

      Часто вам попадаются люди, к которым приходят сны-близнецы? Отрисованные как под копирку. Столь похожие, будто вы смотрели один и тот же фильм в полупустом ночном кинотеатре.

      Я сглатываю и разлепляю веки. Тело пробирает озноб; хочется выпить чаю и согреться. Сквозь белую пелену в глазах маячит поверхность в синих и зелёных волнах. Столешница?

      Я выпрямляюсь. Мой разум медленно восстанавливает логический разрыв между кошмаром и реальностью.

      Гимназия.

      2018 год – то есть, мне семнадцать лет.

      Я заснул лицом на новенькой парте в кабинете химии.

      Парят и свистят трубы отопления. За окном шуршит мартовский снег: белит чёрные ленты кладбищенских дорожек, одевает шапками кресты. Зима стоит, не отступает. И ещё пару недель она продержится, ещё подремлет в ледяных тенях остов Северо-Стрелецка, а потом зарядят дожди. Смоют в канализацию реагенты, прибьют к земле грязно-ноздреватый снег. Брызнут солнце, зелень и цветы, и небо вспыхнет ясно-синим – весна войдёт в свои права.

      Но это потом, а пока за окном укрывается белым одеялом городское кладбище. На его фоне замерли силуэты учеников, и фигура Вероники Игоревны венчает безмолвные шеренги. Она оперлась руками на стол, а спину наклонила к окну. Кажется, что-то на улице привлекло её внимание, и мама Дианы окаменела в задумчивости.

      Всё окаменело.

      Не двигается ни один человек, будто из одного кошмара я шагнул в следующий, но так и не проснулся. Ледяная волна взлетает от моего живота к горлу, но тут кто-то кашляет, кто-то шуршит одеждой. Ветерок вздёргивает занавеску, куполом надувает платье Вероники Игоревны, и вырывает прядь-другую из рыжего хвоста её волос.

      Скажем так: иногда реальность не отличается от кошмара.

      Я моргаю, прогоняя туман из глаз, и всматриваюсь в точку,