Затеряться в любви. Лана Петровских

с женщиной.

      ВЕСНА. С ясными голубыми глазами, нежно наклонив голову, она смотрела вверх, спрятавшись за первыми клейкими листочками. Светлые птицы, осыпая бугорки пожухлого снега подснежниками, летели в далекие открытые окна домов, принося пробуждение и восторг теплого солнца. Девушка-Весна застенчиво красовалась, прикрывшись воздушной накидкой изумрудно-лимонной ткани. Краешек светлой туфельки еще утопал в снегу, постепенно растапливая нашу зимнюю неуклюжесть. С холста как бы стекала вода, прозрачная и ледяная.

      Марина подставила к раме белый пластмассовый таз, где в налитой из-под крана воде плавали кусочки пенопласта, еще больше при этом оживляя картину.

      – Такое могла придумать только Матильда, – любил повторять сосед Коля шестидесяти лет, с набором радикулита, сварливой жены, постоянных больничных и пивных дней.

      Почему Матильда? Марина не помнила, но Коля появлялся в ее комнате часто, долго рассматривал новое творение, тяжело дышал, попыхивая папиросой, и приговаривал.

      – Такое могла придумать только Матильда!

      ЛЕТО. Босоногая зеленоглазая пастушка в льняном платье до колен, украшенном настоящим бисером, который Марина пришивала к холсту, прокалывая пальцы. Радужный зонтик из бабочек и мотыльков улетал к горизонту раннего рассвета.

      Светлые волосы серебристой ленточкой запутались в пышной лесной дубраве, превращаясь в яркий водопад горной голубой реки. Девочка-лето бежала, оставляя на раскаленном песке прозрачные следы быстрых ног, пытаясь догнать собирающуюся тучу с теплыми каплями дождя.

      Венок из колокольчиков, ромашек, васильков, маков немного сполз на бок, толкнув тяжелую ветку сосны с рыжей белкой-летуньей. Та, удивившись, уронила сочную ягоду на белый одуванчик, и полетели крошечные зонтики наперегонки со стрекозами и шмелями.

      ОСЕНЬ. Прислонившись к краю холста, сидела Золотая женщина, длинные тяжелые волосы убегающей косой превращались в стог душистого сена. Темная липа упругим стволом чернела у пыльной дороги, поворот которой блинно блестел после шумного дождя.

      Неровная лужа отражала сине-голубое небо, журавлиный клин и сочный лист клена, медленно падающий вниз. Серебристая паутинка дрожала, проглатывая капризные капли. А рассыпанная корзина выставляла напоказ дары. В глубине, спрятавшись от томного солнца, от осыпающейся золотой листвы, зеленел островок у подножия засыпающей березы – клеверный уголок уходящего лета.

      ЗИМА. Марина решила нарисовать снежные клубы и пепел сгоревшего восторга природы, но, посмотрев на получившееся, поежилась. Добавила серебристый, совсем не зимний туман, ветку праздничной елки и глубокие сине-серые глаза Снежной Королевы. Красота, независимость, сила и незащищенность, желание начать все сначала, набело.

      Марина ложилась спать и перенесла телефон на кресло, куда можно дотянуться рукой, а не бежать спросонья к садистскому аппарату. Как-то уснувшая под утро,