Горизонт в огне. Пьер Леметр

о маленьком Поле были нерадостными. Он вышел из комы, но Гюстав, который ненадолго появился у его изголовья, нашел, что мальчик похож на мертвеца и в данной ситуации нет ничего внушающего надежду. То, что Гюстав представляет Мадлен в столь важный момент, ясно доказывало, что его место предполагаемого супруга пока не занято.

      На противоположном краю ряда, скромно скрестив руки на коленях, сидела обворожительная Леонс Пикар под своей сиреневой вуалеткой. Она представляла интересы Поля. Боже, как она была хороша! Все в кабинете, за исключением Гюстава, который являл собой чистый разум, были словно наэлектризованы – или же обеспокоены, как Ортанс.

      Вступление мэтра Лесера, мешающего юридические термины и личные воспоминания, длилось более двадцати минут. Он по опыту знал, что в подобной ситуации никто не решится прервать нотариуса, поскольку слушатели зачастую боятся повести себя неподобающим образом, что может принести им несчастье, а рисковать сейчас не время.

      В общем, каждый терпеливо сносил свое горе и думал о посторонних вещах.

      Ортанс думала о своих постоянно болезненных яичниках, доктор при каждом осмотре причинял ей ужасную боль, по этому поводу она наслушалась разных историй, так что тряслась от страха с головы до ног и ненавидела свой живот, приносивший ей одни неприятности.

      Шарль же вспоминал кунью мордочку мелкого чиновника из Министерства общественных работ: То, о чем вы меня просите, господин депутат, очень сложно… Он указал на дверь соседнего кабинета и прошептал: Вот этот такой – вы себе не представляете – прямо ненасытный… Скорее бы это закончилось, думал Шарль, тихонько притопывая ногой.

      Леонс с любопытством гадала, о каких, конечно же астрономических, суммах пойдет речь. Она очень любила Мадлен, но согласитесь: жить со столь оскорбительно богатыми людьми непросто.

      Что касается Гюстава, тот в очередной раз готовился наблюдать, как блюдо пронесут мимо него.

      – …Так что наш дорогой Марсель Перикур обратился ко мне, чтобы продиктовать мне свою последнюю волю.

      Конец вступления, уже почти одиннадцать часов.

      Состояние Марселя Перикура оценивалось примерно в десять миллионов франков в акциях банка, занимающегося дисконтными и кредитными операциями, который он сам создал. К этому следовало добавить особняк на улице Прони стоимостью два с половиной миллиона. Шарля приятно удивили эти цифры, которые он недооценил.

      В завещании Марселя Перикура бенефицианты перечислялись в порядке их значимости. После смерти его сына Эдуара единственной наследницей была Мадлен. Ей доставалось чуть более шести миллионов франков, а также фамильный дом. Жубер, представлявший ее интересы, ограничился тем, что просто моргнул. То, что получала Мадлен, являлось именно тем, что потерял он.

      Совершенно логично последний носитель фамилии Перикур, Поль, получал три миллиона франков в государственных облигациях, то есть без надежды на большую прибыль, но ценность которых со временем не упадет. Управление ими ложилось на плечи его официального опекуна, Мадлен