Любопытство убивает. Джордж Беллаирс

духовником долго не церемонился и поспешил его выпроводить. Оллнатт изнывал от нетерпения у себя в спальне над магазином, напряженно прислушивался к беспрерывному треньканью дверного колокольчика внизу и гадал, как там распоряжается его помощник: следит ли за стрелкой весов и считает деньги или работает с прохладцей, а больше бьет баклуши да болтает с деревенскими девушками. Мистер Клапледи быстро ретировался, подгоняемый ужасающим зловонием мазей и растираний в склянках, что окружали больного.

      На Хай-стрит священник повстречал невестку Исайи Гормли, женщину ленивую и весьма плодовитую. Пятерых из шести ее детей забрали в инфекционную больницу – они стали жертвами эпидемии скарлатины. Многодетная мать стояла в дверях небольшого коттеджа и кормила пышной грудью своего младшего отпрыска. На лице ее застыло сонливое блаженное выражение. Грязная женщина с растрепанными волосами на пороге запущенного дома. «Lutulentus sus»[7], – вспомнилось вдруг пастору. Так в школьные годы учитель латинского языка отозвался о неряшливой парте и тетрадях самого преподобного Клапледи.

      Миссис Гормли-младшая принялась тараторить.

      – Я всегда говорю: нет худа без добра! – выпалила она и едва не задушила своего младенца, прижав его лицо к обильному молочному источнику. – Для меня это настоящий праздник. Теперь, когда детей нет, мне даже не верится, что я жива… Нет, я не скучаю по ним. Но, надеюсь, они вернутся не слишком скоро. Для них это тоже каникулы.

      Мистер Клапледи с тягостным чувством заторопился прочь. Похоже, все его попытки хоть как-то улучшить условия жизни и изменить образ мыслей жителей деревни оставались бесплодными. Но нельзя отчаиваться, напомнил себе пастор. Он не должен терять надежды. И мистер Клапледи снова прибегнул к своему испытанному средству: принялся бормотать себе под нос первые же стихотворные строки, что пришли ему на память:

      Где Бахрам отдыхал, осушая бокал,

      Там теперь обитают лиса и шакал.

      Видел ты, как охотник, расставив капканы,

      Сам, бедняга, в глубокую яму попал?[8]

      Пастор вдруг с ужасом осознал, что невольно впал в неверие – скверную штуку сыграла с ним память, – и поспешил направить мысли в иное русло: подумал о Гормли, который, как он полагал, все еще возился в зловонной яме.

      Исайя между тем находился неподалеку. Когда священник покинул коттедж Гормли-сына, из-за угла дома показалась фигура отца. С лица его невестки тотчас слетело блаженное выражение.

      – Что вы тут делаете в это время? – завизжала она пронзительно. – Разве вы не должны чистить сливную яму пастора? Там работы на целый день!

      Старый Гормли пал духом, он боялся ее.

      – Я и начал, но потом объявил забастовку, вот так. Я никому не позволю придираться к моей работе, даже священнику. Я бросил это дело, пусть преподобный сам разбирается.

      Он обнажил беззубые десны, довольный своей убогой шуткой. Миссис Гормли-младшая раскатисто расхохоталась, но без

7

Грязная свинья (лат.).

8

Омар Хайям. Рубаи. ч. 4, 235.