Я тебя (не) прощу. Юлия Николаева

было некуда: родственники не в курсе событий, даже если я к кому заявлюсь, меня быстро найдут и отправят в монастырь. Подруги тоже вариант ненадежный, да и не было у меня нормальных подруг отродясь. Потому я и пришла к Лехе, движимая отчасти злостью, отчасти безысходностью. Швейцар меня знал, потому пропустил сразу. Леха встретил в холле в трусах и футболке. О моем приходе ему сообщили, дверь в квартиру была открыта, хотя он ее частенько не закрывал, все из-за той же дурацкой привычки играть со смертью в поддавки и догонялки. В холле горел тусклый свет. Я замерла, глядя на него со злостью, он только довольно усмехнулся. Покачав головой, я прошла в кухню и налила себе вина, достав бутылку из шкафа. Он замер, привалившись к стене и разглядывая с интересом.

      – Забыл, как я выгляжу? – не удержалась я, отставляя бокал.

      – Я соскучился.

      – Неужели? А не ты ли самым подлым образом сдал меня? Теперь я осталась без жилья, мне пришлось сбежать из дома, потому что мать собралась отправить меня…

      – В монастырь, – закончил он за меня, я уставилась на него с подозрением.

      – Откуда знаешь?

      – Детка, – покачал он головой, проходя и усаживаясь за стол, – ты же не дура, видишь, что я не парень с твоего факультета. Ты думаешь, я ничего о тебе не знал? Кто ты, кто твои родители, чем ты занимаешься, где учишься? Вся твоя конспирация с явками и паролями…

      – А какого черта разыгрывал неведение? – разозлилась я.

      – Сначала не верил, что все так и есть, думал, ты развлекаешься. В конце концов, о тебе говорят, что ты примерная девочка, нежная, девственная душа, посвятившая свою жизнь Богу, а я каждый раз вижу перед собой сексуальную беспринципную стерву, которой палец в рот не клади. Но когда я понял, что ты на самом деле и есть эта стерва, а все остальное в твоей жизни лишь спектакль, мне стало интересно. Вот я и играл в шпионов, ожидая, что либо тебе это надоест и ты расскажешь мне правду, либо все само собой разрешится. И, как видишь, – тут он вздернул бровь, – все само собой разрешилось.