Истории о разном. Эва Баш

>

      Написали на лобовом “Слабоумие и отвага”. Знают, черти, как сменить у соседей гнев на милость.

      Эдик сметает с тротуара опавшие лепестки яблони. В небе каркают вороны.

      Зачем-то снесли соседнюю пятиэтажку и теперь Нафане негде жить.

      Он сидит на окне, болтая ногами, и смеется, когда солнечный луч щекочет ему нос.

      – Принеси мне варенья! – говорит он.

      – Ты чё, Карлсон? А я тебе не Малыш. Мне уже двадцать два и у меня завтра ГОСы, а ты вместо того, чтобы помочь, только мешаешь.

      – Ты скушная.

      – Сам ты скушный, – отмахиваюсь я, перелистывая страницу в учебнике. Пидкасистый¹ нихрена не понимает в современной педагогике. – Я думала от домовых больше пользы, а ты только жрёшь и спишь. Барсик и то полезнее, чем ты.

      – И какая же от него польза?

      – Эстетическая, а ты – чудовище лохматое.

      – А так?

      Нафаня спрыгивает с подоконника, топот ног и бац! – на моём столе сидит, закинув ногу на ногу, невиданной красоты мужчина. Потревоженные листочки с конспектами медленно кружатся вокруг, опадая на пол.

      – А Кларком Гейблом можешь? – спрашиваю я.

      – Могу, – подмигивает он и вытягивается поперёк стола, подставив руку под голову. Самодовольные усики и бриолин по всему телу. Спасибо, что бельё хоть оставил.

      – А… – откидываюсь назад и покачиваюсь на стуле, глядя в потолок. Колёса домкрата гремят по асфальту. В голову не идёт ничего, кроме Пидкасистого.

      – Какие-то дурацкие у тебя сексуальные фантазии, – досадливо протягивает Нафаня и с лёгким хлопком исчезает. Что-то тёплое и пушистое касается моей щеки.

      – Какие есть, – отзываюсь я.

      Хочу собрать листочки, но по ним уже скачет Барсик, охотясь на муху.

      Скрип тормозов, сигнал автомобиля. “Уберите свой хлам с дороги, достали!”

      Перебираюсь на кровать и лежу, обнимая Пидкасистого. Похоже, это единственный мужчина, который окажется сегодня в моей постели.

      Со скрипом открывается дверца шкафа и оттуда выползает моё фиолетовое шифоновое платье.

      – Фу блин, Нафаня! Так ведь можно инфаркт заработать!

      – Ничего, ты ж у нас кррремень!

      Платье обретает формы, каких у меня отродясь не было, и начинает крутиться перед зеркалом.

      – Позвони Рыбакову, – соблазнительным женским голосом выдаёт вдруг платье. – Он же тоже Пашка, тебе какая разница?

      Не сразу понимаю его шутку, но, когда доходит, смеюсь в голос. Пидкасистый Павел Иванович. Ну-ну.

      Переворачиваюсь на живот.

      – Мне нравятся мужчины в возрасте.

      – Тогда Петра Аркадьевича позови, – раздаётся у меня прямо в ухе, так что я от испуга едва не подскакиваю до потолка. – Вот тебе и вся проблема с ГОСами, поставит автоматом пятёрку. Ему много не…

      Подушка летит в неугомонный серый комок, притулившийся на этот раз на книжной полке, но не достигнув цели, падает посреди комнаты прямо на Барсика.

      Дикий вопль, шорох бумаги, и топот кошачьих лап затихает где-то на кухне.

      Последним аккордом на кафельный пол приземляется эмалированная кастрюля.

      – Слушай, чего ты вообще ко мне привязался? Поселился бы у Альфы Тимофеевны. Сердобольная старушка, обо всех заботится, наверняка нашёл бы о чём с ней поболтать.

      – А я, мож, молоденьких люблю, – наглая ладошка ложится на мою ягодицу.

      “Дун-гун-дак! Дун-гун-дааак!” надрывается за стеной соседский мальчишка.

      – Ну, и дальше что?

      Смешок. Ладошка движется выше, мягко поглаживая прямо через футболку. Перекатываюсь на спину, рядом никого нет, но чётко ощущаю, как рука касается моего живота, а потом и груди. Закатываю глаза.

      – О, да, детка, давай! Ещё, ещё!

      – Фу ты, – обиженно отзывается откуда-то издалека Нафаня. – Я к ней со всей душой…

      – Ага, ловелас хренов, – вздыхаю и снова берусь за Пидкасистого.

      – Злая ты, Юлька. Уйду от тебя.

      – Эй, не уходи, иди лучше сюда, будем вместе про социальное пространство воспитательного процесса читать.

      – А варенья принесёшь?

      – Ну куда тебя девать? Принесу конечно.

      Мы сидим почти в обнимку. Тихо шуршат страницы. За окном шумит каштан, переговариваясь о чём-то с липой.

      “Ну а чё ты, отвёртку-то возьми да прикрути!”.

      Мне двадцать два и у меня есть друг. И он – домовой.

      За елкой… на Вудсток

      Представьте, что у вас есть машина времени, и вы можете отправиться в любую эпоху, в любой год, в любую точку мира. Представили? И что бы вы выбрали? Я слышу, как вертятся колёсики в вашей голове. Дикий Запад, строительство пирамид или ДнепроГЭС… На самом деле это не важно. Наверняка, вы думаете сейчас о каких-нибудь дальних эпохах

Пидкасистый Павел Иванович – доктор педагогических наук, автор учебников по педагогике.