Аэропорт. Борис Конофальский

н армейский батальон.

      На берег задом и медленно съехала первая БМП с характерным знаком на борту – скрещенными топорами с лепестком пламени между ними.

      – Штурмовиков привезли, – говорит Карачевский.

      Все промолчали.

      Пластуны и штурмовики испытывают друг к другу большое уважение. И те, и другие – главная ударная сила. Самая медленная и самая тяжёлая пехота. У Володьки Карачевского на щите такой же девиз, как и у армейских штурмовиков: «Мы не бегаем».

      – Только вот куда они будут сгружаться? – Спрашивает Ерёменко.

      Места на пирсах и вправду уже нет.

      – Вот есть у них мозг или нет? – Весело заговорил Юрка Червоненко. – Гляжу на это всё и умиляюсь. Восхищаюсь их умением организовать логистику.

      Это он имел ввиду командование. На площадке перед пирсами всё забито людьми, ящиками со снаряжением и боеприпасами. Грузятся машины. Юрка глядел на всю эту суету и время от времени делал едкие, смешные комментарии. Сам он развалился, полулежал на ящике с гранатами для ПТУРа под навесом из брезента. Лоб от пыли белый, ресницы тоже. Он на секунду стягивал респиратор, чтобы сделать затяжку, а дым уже выпускал через маску.

      Помимо их Второго Пластунского Казачьего Полка вокруг пирсов скопилось ещё пару армейских батальонов, как положено, с БМП и с грузовиками. И две казачьи сотни с десятками единиц своей техники. Да ещё артиллерийский полк с кучей тягачей. И ещё всякие мелкие части: роты радиоразведки и электронной борьбы, штаб автобата, автоцистерны. Всюду, где только можно, стояли ящики со снарядами, штабеля с продовольствием, бочки с горючим, цистерны с водой, и между всем этим пытались ездить десятки огромных грузовиков. Они-то и поднимают главную пыль. Время только шесть утра, а под навесом, где расположились пластуны, уже тридцать.

      Саблин молчит. Глядит на бестолковую сутолоку на пристани и соглашается с другом молча. Это хорошо, что Юра шутит, хоть кто-то ещё не потерял чувства юмора. Остальные уже либо устали, либо раздражены. Пластуны выгрузились ещё вчера до полудня и до сих пор сидят в этой пыли потому, что в штабе никак не могут принять решения, куда их направить. Казачий полк, что выгружался вместе с ними, ещё вчера ушёл на север, выше по Енисею. А они всё сидят. Одуревают от жары и пыли. Скоро сутки будут, как они тут жарятся.

      Один из грузовиков, под крышу набитый снарядными ящиками, недалеко от казаков, метрах в десяти, стал разворачиваться, поднимая пыль, сдавал медленно, «задом». И катился задними колёсами к пыльной яме у небольшого бархана. Сдавал неспеша, наверное, не видел яму водитель.

      Кто-то из казаков ему закричал, а Юра так и вовсе оттянул респиратор и звонко свистнул. Но было поздно, задний мост грузовика уже соскользнул в яму и закопался до оси в пыль. Водила еще, не осознавая, что влип, стал сдуру жать на «газ», пытаясь вырваться из ловушки. Колёса послушно вертелись, но только выкидывали мелкий песок да добавляли пыли в воздух, и всё. Пыль полетела тяжёлыми клубами прямо на пластунов, что располагались на ящиках со своим снаряжением.

      – Хорош, – орал водителю Юрка, – заканчивай это.

      – Вот дурак, а! – Усмехался Лёша Еременко, отворачиваясь от надвигавшейся пылевой тучи.

      Он служил с Акимом Саблиным в штурмовой группе. Как и Саша Карачевский, который сидел слева от Акима. Только Юрка Червоненко был не из штурмовиков. Он был минёром. Но всегда находился рядом с Саблиным. С детства.

      Все штурмовики держались вместе, не то чтобы обособленно от остальных бойцов взвода, но всё-таки чуть более дружно. Этакая семья в семье. Так было всегда, взаимопонимание у штурмовиков – важная составляющая их взаимодействия. У тех, кто первыми встаёт под пули в атаке, идёт затыкать ДОТ или пробивать проход в минном поле под огнём противника, взаимопонимание – это залог выживания. Ни больше и ни меньше. И теперь штурмовики все вместе морщились от пыли и молчали, а минёр Юрка Червоненко орал на водителя грузовика:

      – Что ж ты творишь, балда, взрослый человек, а выкаблучиваешь как первогодок. Без тебя нам пыли мало, что ли?

      Он даже вскочил с ящиков и вылез на солнце из-под навеса.

      Водитель выпрыгнул из кабины, чуть не бегом оббежал свою машину и встал у ямы, руки развёл в отчаянии. Стоит, на пыль пялится. Понимает, что грузовик сел намертво.

      Пластуны смотрят на него, кто понимающе, а кто и осуждающе. Водитель, немолодой мужик, наконец, вздыхает и идёт к ящикам, где под брезентовыми навесами, расположись четвёртый взвод. Лицо его также в пыли, и респиратора у него нет. Он останавливается у самой большой группы казаков, просит заискивающе:

      – Господа казаки, может, подсобите малость, там яма-то небольшая, чуть упрётесь, а я на малой передаче вытащусь.

      – Иди ты, дядя, – орёт ему Юрка, – смотреть нужно было, куда едешь!

      – Да я смотрел, пылища же, камеры заднего вида хоть каждую минуту протирай, все одно – хрен, что видно. – Объясняет водитель.

      – Иди, ищи тягач, – не соглашается Юрка, – у нас и без тебя тут невесело.

      Водитель понимающе кивает, собирается уже уходить,