Песнь кобальта. Маргарита Дюжева

дома.

      Рукавом вытерла слезы, подхватила со ступеней походную котомку и, робко осматриваясь, переступила через порог.

      Внутри было на удивление чисто и уютно.

      Слева у окна, затянутого льняными занавесками, стол обеденный стоял с двумя лавками. Рядом в углу печь расписная, за ней умывальник. В центре, напротив входа, шкаф дубовый с перекосившимися от времени дверцами. А по правую руку – кровать, заправленная ажурным белоснежным покрывалом, комод с выдвижными ящиками, сундук огромный, старый топчан да несколько стульев. По всем стенам полки устроены, с которых пестрые корешки книг смотрели. Вот и все убранство.

      На столе, выглядывая из-под полотенца узорчатого, стояли пироги, при виде которых живот свело и раздалось урчание громкое.

      – Голодная? – хмуро поинтересовалась Бренна.

      Дэни, потупившись, кивнула, стараясь не смотреть жадным взглядом в сторону еды.

      – Садись.

      Девочка аккуратно присела на край лавки, а старая тетка засуетилась, внезапно разволновавшись оттого, что впервые за столько лет в ее доме появились гости.

      Мысленно коря саму себя за то, что не додумалась накануне щей наваристых сварить, налила из большого кувшина прохладного молока, да пироги ближе к девочке подвинула.

      Дэниэль осторожно, боясь показаться невоспитанной, взяла один пирожок и откусила кусочек, тщательно, медленно прожевывая, как маменька учила. В животе опять раздалось нетерпеливое урчание.

      – Что ты делаешь? – проворчала Бренна своим по-вороньи скрипучим голосом, – Я же вижу, что голодная! Ешь нормально, не надо передо мной красоваться.

      Дэни вздрогнула, вскинув на тетку испуганный взгляд. Не привыкла она к таким резким манерам, пугала ее тетка, не хуже Гароша речного.

      – Ешь уже!

      Тут уж отбросив скромность и манеры, начала запихивать в рот большие куски, да жадно запивать молоком, и после голодных скитаний казалось ей, что ничего вкуснее быть не может.

      Пока девочка ела, Бренна, заприметив, что грязи на внезапной гостье больше, чем одежды, вышла из дома, натопила баньку.

      Вернувшись, обнаружила, что Дэниэль с трапезой уже закончила, но так и сидит на лавке, не зная, что же делать дальше.

      – Наелась?

      – Да, спасибо, – скромно кивнула, изо всех сил стараясь не смотреть на безобразное родимое пятно, черным мазком лежащее на щеке Бренны.

      – Сейчас в бане жар сойдет, я тебя отмою, – бесцеремонно заявила тетушка.

      Дэни лишь кивнула, продолжая сидеть, как нахохлившийся воробушек.

      – Пока расскажи, как ты очутилась на моем крыльце одна, – старая женщина села напротив, по привычке разворачиваясь не обезображенной стороной к собеседнику, – и напомни имя свое. Да не смотри на меня, как волка лютого! С памятью плоховато у меня, что-то помню, а что-то покрылось мутной пеленой, уже не воротишь.

      Дэниэль, привыкшая скрываться, похолодела внутри, и прежде, чем успела понять, что делает, ответила:

      – Меня зовут Эль… Элли.

      Не