все же были причины его опасаться, поскольку грязный бродяга давно уже проникся ненавистью к Дмитрию Клинцу и всей его семье. Случилось это после того, как однажды Блуд забрел к Клинцам во двор и стал клянчить один резан
[3] на пропитание, а Дмитрий ему заявил: «Не резан дам, а две ногаты, если вскопаешь мне сад вокруг дома. Работник наш заболел, а ты парень еще молодой и вполне здоровый. Негоже попрошайничать, когда можешь работать». Услышав такое предложение, Блуд с кривой усмешкой ответил: «Нет, боярин, я у тебя денежку прошу, а не работу. Работа нам, божьим людям, совсем ни к чему». – «Какой же ты божий человек? – возразил Дмитрий. – Божьи люди – это немощные старики, калеки, юродивые. У них Божье право на милостыню. А ты хочешь даром, не потрудившись, свой хлеб получать. Такие, как ты, противны Богу». «Так не дашь Блудушке резан, жалко тебе?» – переспросил бродяга, отступая к воротам. «Нет, мне не жалко, – был ответ. – Старикам и калекам я гораздо больше даю. Но бездельников баловать не стану. Сейчас мостники и городники получают за свой труд ногату в день. А тебе я вдвое больше предлагаю за простую работу. Заработай честно, а не проси и не воруй». Блуд выскочил из ворот и побежал, оглашая улицу криками: «Клинец не хочет нищему на хлебушек подать! Ой, холопы Клинцовы меня убить хотят!» Соседи, конечно, только посмеялись над нахальным бездельником. А Блуд с тех пор затаил злобу на Дмитрия и его домочадцев. Однажды он, напившись, похвалялся поджечь дом Клинца. Это услышали работники Дмитрия и, поколотив Блуда, повели к вирнику, который присудил бросить опасного попрошайку в поруб. Этого не случилось только потому, что Дмитрий ради церковного праздника смилостивился над бродягой и предложил вместо заточения отправить его работать на землях пригородных монастырей. С тех пор Блуду не разрешено было появляться внутри киевских стен, и он, слоняясь вокруг рвов и городских ворот, с сожалением вспоминал подольские торжища, на которых ему так легко было попрошайничать и приворовывать. Впрочем, работать в монастырях Блуд все равно не стал. Ухитряясь каким-то образом уходить от стражи и управителей, он бродил по южным предместьям Киева и по-прежнему просил милостыню, хотя природа не обидела его здоровьем. Лишь врожденная трусость мешала ему сделаться разбойником и грабить людей на дорогах. Столкнувшись с Блудом так близко, девушки разом зажали носы, и Янка громко закричала:
– А ну-ка, уйди подальше, бездельник вонючий!
Бродяга, воровато оглянувшись по сторонам, хотел уже отступить, но тут его взгляд задержался на лице Марии. – А-а, попалась птичка! – воскликнул Блуд, и его рот растянулся в довольной улыбке, обнажив наполовину выбитые зубы. – Значит, вы, Клинцы, хотите, чтобы Блудушка работал, как черный раб? Так я не против поработать на такой лошадке, как ты!
Зная ненависть Блуда ко всем Клинцам, девушки не на шутку испугались. Людей вокруг не было, и они кинулись бежать к ближайшему месту, где можно было найти защиту, – Кловскому монастырю. Преследователь, увидев, куда они направляются, побоялся, очевидно,
