Несколько лет в деревне. Николай Гарин-Михайловский

один из самых богатых мужиков, все силы напрягал, чтобы доказать мне и мужикам неосновательность моих положений. Я прибегнул к силе. Собрав сход, я сказал крестьянам приблизительно следующую речь:

      – Вот что, старики. Вижу я, что от хозяйства вы вовсе отбились. Так жить нельзя. Пахать не вовремя, сеять не вовремя, да и сеять-то по какой-нибудь десятинке в поле – и себя не прокормишь, и землю только измучишь. Либо вы принимайтесь за дело, как следует, как отцы ваши принимались, либо отставайте вовсе от земли. Тогда я один буду сеять, а вы у меня в работниках будете.

      Толпа зашумела.

      – Нам нельзя без земли.

      – Ты сегодня здесь, завтра нет тебя, а мы чего станем делать? Нам нельзя отставать от земли.

      – Хорошо, господа, вижу, что у вас ещё не совсем пропала охота к земле, и очень рад этому. В таком случае, принимайтесь за дело, как следует.

      И я объяснил мои условия. Мужики угрюмо молчали.

      – Даю вам три дня сроку, – сказал я. – А теперь ступайте с Богом.

      Все три дня, с наступлением вечера, деревенская улица наполнялась народом. Из окон моего кабинета слышен был отдалённый крик и гул здоровых голосов, говоривших все враз.

      Накануне назначенного срока, когда собравшаяся, было, на улице толпа уже разбрелась, я сидел у окна кабинета и пытливо всматривался в темнеющую даль деревни. Там и сям зажигались огоньки в избах. «На чём-то порешили?» – думалось мне, и сердце невольно сжималось тоской. Я чувствовал, что из своих условий, взвешенных и обдуманных, я ничего не уступлю, даже если бы пришлось прибегнуть к выселению всей деревни. Я утешал себя, что раз они не пойдут на мои условия, то рано или поздно необходимость всё равно вынудит их искать других мест. Но, рядом с этим утешением, подымался невольный вопрос: имею ли я право ставить их в такое безвыходное положение, как выселение, разрыв со всем прошлым? Я должен признаться, что чувствовал себя очень и очень нехорошо, тем более, что и жена была против крутых мер.

      Пришли приказчики: Иван Васильевич и Сидор Фомич.

      – Садитесь, господа, – проговорил я, с неохотой отрываясь от своих дум.[4]

      – Чичков пришёл, – доложила горничная.

      – Зовите.

      Вошёл Чичков, огляделся и испуганно остановился.

      – Чего тебе?

      – Старики, сударь, прислали, – проговорил он, слегка пятясь к двери, по мере моего приближения. Он, очевидно, боялся, чтобы я, как бывало покойный Юматов, как-нибудь не съездил ему в зубы.

      – Да ты чего пятишься? – насмешливо спросил я.

      Чичков покраснел, тряхнул волосами и, задетый, ответил:

      – Я ничего-с.

      – А ничего, так и стой, как все люди стоят. Зачем тебя прислали?

      – Прислали сказать, что не согласны.

      – Почему же не согласны? – угрюмо спросил я.

      – Не согласны, и баста!

      – Значит, за меня уступают землю?

      – Нет, как можно! – испугался Чичков. – Без земли что за мужик! Только на ваших условиях не желают.

      – Почему

4

Мы начали обсуждать, как распределить работы завтрашнего дня.