Серебряный узор на черном бархате. Сергей Морозов

вопросы после увиденного? Или может тебя терзают сомнения? Уверен, их немало, – голос прозвучал приглушённо.

      Айвен задумчиво смотрел на башню замка на горе, обнесённого зубчатыми стенами. Фреска замерла, дав ему возможность запечатлеть в памяти последний эпизод, а после, медленно угасла. Она показывала хронику настолько живо и ярко, что ему понадобилось несколько минут, чтобы вернуться из мира грёз. Теперь он глядел на пустое чёрное полотно, обрамлённое резным деревом, покачивающееся на стене. Развернувшись, Айвен увидел сидящего в неизменном кресле незнакомца. Однако место изменилось. Они находились в тесной, хорошо освещённой комнате. Гладкие стены, окрашенные в бледный, желтоватый цвет, были увешаны пыльными картинами с изображёнными на них силуэтами в черных капюшонах, причём они отличались размером, но рисунки были идентичны. И снова ни окон, ни дверей. Рядом с качающимся в кресле незнакомцем стоял массивный дубовый стол с толстыми круглыми ножками. На нем аккуратно ютились, сложенные в стопки книги, названия которых не возможно было разобрать. Незнакомец, увидев, как изменилось лицо Айвена, затрясся от смеха.

      – Можно ли к такому привыкнуть? – проворчал Айвен, оглядываясь по сторонам. – Твои колдовские шутки изматывают.

      – Я создал это место, оно подчиняется мне, как смиренный слуга. Потому, как бы ты не желал разглядеть дверь, не пытайся. Выход только один, и он известен только мне. Теперь, скажи мне, что ты увидел? – спросил он, откинувшись на спинку.

      – Я увидел уничтоженные земли, опустевшие города и мёртвые деревья, скрюченные и согбенные. Что произошло с этим местом? Оно мне незнакомо. Еще я запомнил замок на горе, и раскинувшийся у подножья густой лес. Похоже, они – единственные, что не пострадали.

      – Вот именно, – подчеркнул капюшон. – А все остальное погибло.

      – Неужели ни одной живой души во всем государстве? – удивился Айвен. – Почему твоя фреска утаила детали?

      – Я говорил тебе, она сама рассказывает, я лишь наблюдаю. Если тебе, оленю рогатому, вдруг задумается воскликнуть: «Ага, попался! Сам сказал, что все тебе подчиняется, а так-то вот оно что!». То смею тебя заверить, голь сомневающаяся. Фреска самобытна, независима. Именно в этом её сила. Когда обращаешься к ней с определённым намерением, она задаёт тон будущему разговору, показывая только те моменты, какие необходимо.

      – Как-то нечестно, – заметил Айвен. – Давай обратимся с намерением узнать о живых. К тому же, на кой мне соваться в уже мёртвые земли? Королевство угасло. И ты обещал мне…

      – С чего это ты решил, что можешь о чем-то сейчас рассуждать? – нервно перебил его незнакомец. – Когда я говорил о договоре, имелась в виду сделка с чёткими обязательствами, а не торг на рыночной площади с разжиревшей купчихой, у которой вымя отвисло так, что бьётся о колени, – теперь он говорил серьёзно, немного подавшись вперёд.

      – Хорошо, – согласился Айвен, – Тогда расскажи мне о моих обязательствах. И не забудь