Дживс, вы – гений!. Пелам Вудхаус

Стоукер?

      – Правильно, Дживс, вы правильно предположили.

      – Я, конечно, догадываюсь, сэр, что его светлость питает к юной леди чувства более глубокие и пылкие, чем простая дружба.

      – Зайду ли я слишком далеко, если заявлю, что он втрескался в нее по уши?

      – Отнюдь нет, сэр. Это выражение очень точно определяет истинное отношение его светлости к упомянутой барышне.

      – Что ж, великолепно. А теперь, Дживс, я открою вам, что она тоже его любит.

      – В самом деле, сэр?

      – Именно об этом она мне рассказывала, когда вы появились. Призналась, что без ума от него. И ужасно страдает, бедная дурочка. Совсем извелась. Женская интуиция помогла ей разгадать его тайну. Она видит свет любви в его глазах. И ждет не дождется, когда он ей признается, но он молчит, и она места себе не находит, потому что тайна эта… как там дальше, Дживс?

      – Словно червь в бутоне, сэр.

      – И еще вроде бы что-то про румянец…

      – Румянец на ее щеках точила,[11] сэр.

      – Точила румянец? Вы уверены?

      – Совершенно уверен, сэр.

      – Так вот, спрашивается, какого черта? Он любит ее. Она любит его. В чем загвоздка? Когда мы с ней сейчас беседовали, я высказал предположение, что он ведет себя так сдержанно из деликатности, но сам в это не особенно верю. Я Чаффи хорошо знаю. Вот уж кто действует с налета: пришел, увидел, победил. Если через неделю после знакомства он не сделал девушке предложения, он считает, что потерял форму. А теперь? Вы только поглядите на него: безнадежно буксует. Что стряслось?

      – Его светлость чрезвычайно щепетилен в вопросах чести, сэр.

      – При чем тут щепетильность?

      – Он отдает себе отчет, что, находясь в стесненных обстоятельствах, не имеет права предлагать руку и сердце столь богатой молодой особе, как мисс Стоукер.

      – К черту, Дживс, любовь смеется над такими пустяками, как бедность и богатство. И потом не так уж она богата. Не бесприданница, конечно, но и не миллионерша.

      – Вы ошибаетесь, сэр. Состояние мистера Стоукера исчисляется пятьюдесятью миллионами долларов.

      – Что?! Дживс, перестаньте меня разыгрывать.

      – Я не разыгрываю вас, сэр. Насколько я могу судить, именно эту сумму он унаследовал недавно согласно завещанию покойного мистера Джорджа Стоукера.

      Меня как обухом по голове.

      – Вот это фокус, Дживс! Значит, троюродный братец Джордж откинул копыта?

      – Да, сэр.

      – И все денежки оставил старому хрычу Стоукеру?

      – Да, сэр.

      – Вот оно что. Теперь понимаю, теперь все становится на свои места. А я-то гадал, на какие шиши он скупает огромные поместья. Яхта в заливе, конечно, его?

      – Да, сэр.

      – Чудеса, да и только. Черт, я уверен, у кузена Джорджа были более близкие родственники.

      – Были, сэр. Но он их терпеть не мог, насколько мне известно.

      – А, так вам о нем кое-что известно?

      – Да, сэр. Когда мы жили в Нью-Йорке, я частенько встречался с его камердинером. Некто Бенстед.

      – Кузен ведь был сумасшедший,

11

Румянец на ее щеках точила… – У. Шекспир «Двенадцатая ночь» (акт II, сц. 4), перевод Э. Линецкой.