Жизнь с нуля. Мари-Сабин Роже

запеленут в плотный кокон из ваты. Впрочем, есть одно немного странное ощущение. До меня словно бы доносится женский голос – далекий, слабый, невнятный.

      Голос приближается, звучит все громче и явственней.

      Теперь этот голос орет мне прямо в ухо:

      – ДУРАК! ТЫ МЕНЯ НАПУГАЛ!!!

      От смерти никакого толку

      – Дурак, ты меня напугал! Пакита с упреком смотрит на меня. Я хочу успокоить ее, уже открываю рот, чтобы произнести бесцветным голосом: «Не волнуйся, со мной все в порядке», но тут она сердито выдыхает: «Ффу-у!» – и говорит:

      – Я подумала, на мне паук сидит! С перепугу заорала как резаная! А все из-за тебя!

      Затем продолжает:

      – Ладно, пойду я. А тебе пора вставать, ты так не думаешь?

      И наконец, не подозревая, какой мрачной иронией пронизаны ее слова, восклицает:

      – Давай-давай! Нечего валяться трупом!

      Она все еще стоит передо мной и застит горизонт. Мне смутно вспоминается: надо кое-что проверить, но что именно?.. Вылетело из памяти. А ведь я это помнил, еще какое-то время назад… Время…

      ВРЕМЯ!!!

      Пакита делает шаг в сторону, и я вижу циферблат часов на стене кухни.

      11 часов 04 минуты.

      Не может быть.

      Эти часы идут безупречно, как куранты на башне, не спешат и не опаздывают, они показывают время с абсолютной точностью, секунда в секунду.

      Я боюсь пошевелиться. Если я шевельнусь, наверняка произойдет что-то ужасное. Я застрял в трещине во времени, и смерть дала сбой, но в ближайшие секунды неисправность будет устранена, движение восстановлено. И я замираю, задерживаю дыхание. Дышать? А зачем?

      Минутная стрелка сдвинулась еще на деление. На часах 11 часов 05 минут.

      – Ну, с нервами у тебя сегодня полный порядок! – хихикнув, замечает Пакита.

      А затем:

      – Я пошла. Насар будет волноваться, и мне еще тесто надо поставить.

      Затем:

      – Зайдешь сегодня? Насар сердится, говорит, он тебя две недели не видел, а то и больше.

      И наконец:

      – Ну, зайчик, давай чмокнемся на прощанье.

      Пакита наклоняется, чтобы запечатлеть на моей щеке материнский поцелуй, на часах 11 часов 06 минут, и я делаю нечто непривычное для себя: сажусь, обхватываю Пакиту за талию, изо всех сил прижимаюсь к ней, зарываюсь носом в ложбинку между ее грудями и реву белугой.

      * * *

      – Ну-ну, зайчик, что у тебя стряслось? Любовная драма?

      Пакита не пытается извлечь мой нос из ложбинки между своими грудями. Она поняла: происходит что-то очень серьезное, я потерял голову, не знаю, как жить дальше, и нуждаюсь в ласке и утешении. В ее представлении девчонки с окраины это может означать только одно: любовную драму. Что еще заставило бы Пакиту так горько плакать?

      Я отрицательно качаю головой, насколько это позволяет ограниченное пространство, которым я располагаю.

      Встревоженная чуть сильнее, она решается затронуть более неприятную тему:

      – Проблемы со здоровьем?

      Таких