Город Антонеску. Книга 2. Яков Верховский

Петрушкин. Мы хорошо помним этого добрейшего усача, помним его огромные золотые часы на цепочке и кожаный чемоданчик, из которого он, как фокусник, доставал то трубочку, то ложечку, то кругленькое зеркальце с дырочкой посередине. И даже сегодня, когда наши внуки пьют микстуру от кашля, мы ощущаем запах детства и называем эту микстуру «Каплями дедушки Петрушкина».

      Весь персонал госпиталя, включая главврача, работал на добровольных началах, не получая никакого вознаграждения. И даже более того: каждый, желавший работать в госпитале, обязан был за это «платить», иными словами, вносить в кассу Еврейского комитета определенную сумму золотом или другими ценностями.

      Врачи, даже самые высокопрофессиональные, такие как, например, профессор Срибнер, не имевшие возможности «заплатить», к работе не допускались.

      Вспоминает Каплер: «В Еврейском комитете шум. Разбирают кандидатуры врачей в штат госпиталя. Рассматривают не с точки зрения пригодности, опыта и стажа, а сколько золота сможет внести врач или санитар «на содержание» госпиталя…

      Профессора Срибнера жалко, но у него нет денег! Чтобы спасти его, нужно хотя бы устроить его на койке в качестве больного! Но и за это ему придется заплатить!»

      Да, и за ЭТО нужно было платить.

      За койку в госпитале платили золотом, причем не только больные, но и здоровые.

      В чем здесь секрет?

      Ну, люди больные, ладно. Но почему здоровые?

      Почему здоровые готовы были платить за возможность валяться на госпитальной койке в вонючей палате рядом с тифозными больными?

      Ответ прост: пребывание в госпитале давало отсрочку от депортации.

      Председатель Еврейского комитета Подкаминский, как видно, за большие деньги и с помощью того же «куратора», добился обещания, что комитет и находящийся в его ведении госпиталь будут депортированы в Березовку в последнюю очередь.

      Ну вот, теперь этот момент настал.

      О том, что отсрочка закончилась, Еврейскому комитету объявил прибывший в госпиталь комендант.

      Как вспоминает Каплер, все члены комитета были потрясены, а председатель Подкаминский обратился к коменданту с вопросом: «Можно ли будет в Березовке или там, куда нас приведут, снова открыть Еврейский комитет и госпиталь для больных?»

      Вопрос рассмешил коменданта до слез, и он не сразу сумел подобрать слова для ответа.

      «Вы можете, – сказал он, прыская. – Вы можете… открыть там… дом… дом для умалишенных! Их будет у вас там достаточно!»

      С таким добрым напутствием колонна врачей в сопровождении повозок с тифозными больными двинулась на станцию Одесса-Сортировочная. Путь предстоял им тяжелый и долгий.

      Но вдруг, неожиданно, у общежития Водного института колонну остановили и, сняв с повозок больных, начали втаскивать их в помещение. Как оказалось, тифозных оставляли здесь, на третьем этаже общежития, и с ними, на удивление, оставалось еще несколько человек: председатель комитета Подкаминский, доктор Петрушкин и даже некоторые члены комитета с семьями.

      Каплер с горечью вспоминает